Топить в огне бушующем печали. Том 2 - стр. 66
Неудивительно, что такая унылая мелодия навеяла ему путаные сны.
Янь Цюшань перевернулся на бок и встал. Из кармана пальто он вынул помятый звукоизолирующий амулет, удостоверился, что тот все еще действует, и сразу наклеил его на окно, отгородившись от звука сюня.
Умываясь, он бросил взгляд на свое отражение и увидел, что под глазами темнеют синяки, белки густо налились кровью, а давно не бритая как следует щетина росла вкривь и вкось, как сорная трава. Из зеркала на него смотрел преступник в бегах, и, не в силах больше видеть себя таким, Янь Цюшань вынул из кармана нож-мультитул и начал бриться.
Тут в дверь постучали, и с той стороны раздался голос слепца:
– Господин Нянь, ужин готов.
Янь Цюшань, до того пребывавший в задумчивости, отвлекся и случайно порезался – на подбородке появилась небольшая царапина.
– Ничего страшного, – машинально откликнулся он.
И произнеся эти слова, Янь Цюшань застыл.
Мелькнувшая только что во сне сцена вдруг прояснилась…
В его жизни никогда не было раз и навсегда установленного распорядка. Раньше, когда он служил в «Фэншэнь», зачастую, проснувшись, он сразу мчался на срочное задание, наспех плеснув в лицо ледяной воды да натянув первую попавшуюся одежду. Все эти годы он поддерживал приемлемый человеческий облик только благодаря заботе Чжичуня. Чжичунь каждый день аккуратно складывал нужную одежду у изголовья кровати, чтобы, не продрав толком глаза, даже в полном смятении Янь Цюшань не надел ее наизнанку. Иногда, пока он спал, Чжичунь его даже брил.
Первое время получалось у него не очень хорошо – электробритвы тогда еще не вошли в обиход, и Чжичунь то и дело отвлекался, засмотревшись на спящего Янь Цюшаня. Янь Цюшань же во сне никогда не лежал спокойно, и порой Чжичунь случайно задевал лезвием его подбородок, после чего весь день себя корил и не мог простить допущенной оплошности. В конце концов Янь Цюшань привык каждый раз, когда чувствовал в полусне боль, машинально отвечать: «Ничего страшного».
Слепец озадаченно переспросил из-за двери:
– В каком смысле «ничего страшного»?
– Ни в каком. – Взгляд Янь Цюшаня похолодел, он быстро смыл капли крови с подбородка. – Идем.
– Судно подготовили, завтра утром выдвигаемся, – шепнул слепец Янь Цюшаню, пока они вместе спускались по лестнице. – Вы – ключ к нашему успеху…
Солнечный луч проник в номер Янь Цюшаня на четвертом этаже. Прикрепленный к окну звукоизолирующий амулет вдруг затрепетал сам по себе, за окном заклубилась черная дымка, а в стекле отразился расплывчатый силуэт человека. Он вскинул руку, и несколько почти незаметных струек черного тумана вылетели из глубины номера, тонкими нитями обогнули амулет на окне и вернулись в центр его ладони.
Черная дымка, а вместе с ней силуэт, рассеялась. Через пару минут новоиспеченный кумир молодежи Юйяна – Шэн Линъюань – незаметно выскользнул с черного хода гостиницы, где остановился Янь Цюшань. Наслаждаясь кокосовым ветром, он неспешно направился обратно в кофейню «зарабатывать» на жилье.
Так значит, этот «господин Нянь», гаошань по крови, – тот самый Янь Цюшань, о котором судачили в Бюро.
Шэн Линъюань только что воспользовался шаманскими чарами «Обратного потока», вплетя их в «Убаюкивающую песнь». Память господина Няня стала для него открытой книгой – однако книга оказалась объемной, но бессодержательной, что называется, в купчей три листа, а про осла ни слова. О занятиях Янь Цюшаня сон не рассказал практически ничего, и его величество, смотря чужие грезы, только больше раздражался.