Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Комплект из 5 книг - стр. 148

«А мотив?»

«Ой, что-то вроде мстительного ликования. Он сравнивал их комментарии и тихонько смеялся над тем, как они с полной уверенностью в своей правоте дают диаметрально противоположные, но одинаково нелепые интерпретации».

«Что-то вроде ликования… – произнес Эрнест. – Помнишь, как бы назвал это старик профессор Уайтхорн?»

«Пиррова победа!»

«Пиррова, – повторил Эрнест. – Его любимое слово. Мы слышали его каждый раз, когда он говорил о сопротивлении пациентов психотерапии.

Но знаешь, – продолжал он, – этот твой пациент, который лечился сразу у двух терапевтов… Помнишь, в Хопкинсе мы с тобой предъявляли одного и того же пациента двум супервизорам, а потом смеялись над тем, что их мнения не совпали ни по одному вопросу? То же самое. Меня заинтриговала твоя история про двух терапевтов. – Эрнест отложил палочки. – Вот интересно, а со мной такое может случиться? Не думаю. Я уверен, что могу понять, когда пациент говорит мне правду, а когда лжет. Бывают, конечно, сомнения, но потом наступает момент, когда я уже не сомневаюсь в том, что мы оба говорим правду».

«Оба говорим правду» – хорошо звучит, Эрнест, но что это значит? Даже не могу вспомнить, сколько раз получалось так, что я работал с пациентом год, два, а потом происходило что-то, что заставляло меня полностью пересмотреть все, что я о нем знал. Были пациенты, с которыми я по нескольку лет работал индивидуально, а потом я перевожу его в группу – и что я вижу! Быть не может! Это мой пациент? С таких сторон он мне не открывался!

Три года, – продолжал Пол, – я работал с пациенткой, очень интеллигентной женщиной лет тридцати, у которой спонтанно, без какой бы то ни было стимуляции с моей стороны, начали возникать воспоминания об инцестуальных отношениях с отцом. Мы работали с этим около года, и я был уверен, что мы оба, как ты выразился, говорим правду. Все эти ужасные месяцы я держал ее за руку, когда воспоминания настигали ее, я поддерживал ее в то сложное для всей ее семьи время, когда она пыталась объясниться с отцом. Теперь же – возможно, в связи с ажиотажем в прессе – она стала сомневаться в истинности этих детских воспоминаний.

Говорю тебе, у меня голова шла кругом. Я не знаю, где правда, где вымысел. Более того, она начала критиковать меня за доверчивость. В последнюю неделю ей приснился сон, что она находится в родительском доме, и вдруг подъезжает машина общества Доброй воли и начинает ломать фундамент. Почему ты улыбаешься?

«Хочешь, я с трех попыток угадаю, кто этот грузовик».

«Именно. Без сомнения. Когда я спросил, с чем у нее ассоциируется этот грузовик, она пошутила, что сон называется „Рука Помощи Наносит Удар“. То есть послание, заключающееся в этом сне, выглядит следующим образом: притворяясь – или искренне веря в то, что я помогаю ей, – я подрываю основы ее дома, ее семейного благополучия».

«Втираешься в доверие».

«Верно. А я сделал глупость: я попытался защититься. Когда я сказал, что анализировал ее воспоминания, она назвала меня простофилей, который верил каждому ее слову.

И знаешь, – продолжал Пол, – в чем-то она права. Может, мы слишком легковерны. Мы настолько привыкли, что пациенты платят нам за то, что мы выслушиваем их откровения, что стали слишком наивными, чтобы допустить возможность того, что они лгут нам. Я слышал, что было проведено исследование, в ходе которого выяснилось, что психиатры и агенты ФБР оказались фактически неспособны уличить человека во лжи. А спор по поводу инцеста принимает совершенно дикие формы… Эрнест, ты слушаешь меня?»