Теория Фокса - стр. 9
Нельсон смотрел на него, как оглушённый.
– А я не могу… – продолжил Джим. – Брежу немного, а потом лишь смотрю в потолок. И депрессия… Скручивает так, что не могу сказать и слова. У тебя была когда-нибудь депрессия? Настоящая, когда не можешь ответить кассиру, нужен ли тебе пакет? А я в ней живу каждый день…
Джим приглушённо вздохнул.
– Я ведь даже начал завидовать окружающим. Они не задаются лишними вопросами. Их обманывают – ну и что? Они счастливы, улыбаются. Смеются… Они же ничего не видят. И счастливы… Так почему я не мог быть, как все? Может, нужно было просто бежать вместе? Присоединиться? Быть счастливым!.. Для чего я здесь? Глупый синтезатор… Идеи? Да к чёрту все эти идеи! Какой в них смысл?! Я жалок… А ведь было время, я считал себя исследователем, путешественником, повстанцем. Шерлоком Холмсом теневых сообществ, Агатой Кристи группового поведения, Тесеем человеческой природы в поиске пути через лабиринт Минотавра. И кем оказался? Менялой. Делягой, продающим идеи по пятаку за штуку…
Его вдруг всего передёрнуло, и он прорычал:
– Так что хватит тянуть! Жми, Нельсон! Давай, жми! Покончим с этим…
Нельсон задрожал, посмотрел исподлобья, затем подхватил искалеченной рукой гранату и наклонился вплотную.
– Джим… – прошептал он, его стальные глаза блеснули. – Будь ты проклят. Будь ты проклят, Джим!
Затем Нельсон поднялся и, пошатываясь, побрел вниз по тропинке, длинными полами пальто цепляясь за пожухлую траву. Не в силах сдвинуться с места, Джим ещё долго смотрел ему вслед, пока он не растаял в тумане.
Глава 2
Моросил дождь. Капли шумели по истёртому серому асфальту, вспученному корнями. Как в замедленном движении, по лужам шла рябь, гулко шуршали намокшие листья.
Уже который час Джим шёл, спотыкаясь, зарываясь почерневшими, промокшими насквозь ботинками в ворохи опавшей листвы, не разбирая дороги, вытирая лицо рукавом.
Узкая тропинка прижалась к скале, и он коснулся гранита кончиками пальцев. Мокрый, шероховатый камень, казалось, плакал о жестокости и несправедливости мира, свидетелем которой ему пришлось быть за время своей бесконечности. Джим вдруг кожей почувствовал людские судьбы, пронёсшиеся мимо камня по этой тропинке в стремительном водовороте жизни. Он ощущал их так ясно, будто они смотрели на него со старых чёрно-белых фотографий, безмолвно осуждая. Как будто виня за все их робкие надежды, преданные, растоптанные временем.
«Будь ты проклят, – камень будто шептал ему. – Будь ты проклят…»
Джиму вдруг нестерпимо захотелось бежать – сразу, прямо сейчас, изо всех сил, из этой давящей тишины. Куда угодно, лишь бы отсюда. От мыслей. Туда, где шумно, где люди.
Он бросился поперёк парка, срезая углы, прямо по траве. Бежал, перескакивая через ограждения и кусты, поскальзываясь, как будто спасаясь от какого-то безжалостного чудовища, боясь даже взглянуть назад.
Подтянувшись на руках, он перевалился через приземистый каменный забор, споткнулся о грубые булыжники мостовой и чуть было не упал. Сделав по инерции ещё несколько шагов, он, наконец, остановился и поднял голову. Улица была забита машинами, и красные огни сплошными линиями отражались от мокрого асфальта. На секунду он замер в нерешительности, задыхаясь, но земля вдруг задрожала – где-то глубоко внизу шла подземка. Джим встрепенулся и оглянулся по сторонам. Слева в тумане угадывался угол 81-й улицы; вход в метро зиял как первобытная пещера, и Джим побежал, по мокрым каменным ступеням соскользнув в сырое, затхлое подземелье. Проскочив турникеты, он ворвался на платформу и замер, зажмурившись, упиваясь оглушающим скрежетом экспресса, летящего по параллельной ветке без остановки, как погнавшая лошадь.