Теория Фокса - стр. 10
Улыбка играла у него на губах. Это была улыбка больного, впервые почувствовавшего морфин.
Рельсы экспресса ещё стонали, когда подошёл встречный поезд, и двери с лязгом распахнулись. Вагон был полон людей, и Джим бросился в него. Вцепившись в поручень, он жадно вслушивался в разговоры, наслаждался какофонией звуков, впитывал запах промокшей одежды и парфюма. Никто не обратил на него внимания, даже не посмотрел, но с каждым перестуком колёс паника отступала…
Он вышел на 110-й. Цепляясь за перила, поднялся наверх и ещё долго стоял, задрав голову, не в силах пошевелиться, чувствуя капли дождя на губах. Затем вдруг вздрогнул и оглянулся – он был посреди тротуара, совершенно один в потоке зонтов. Как если бы о чем-то вспомнил, Джим взглянул на часы, затем развернулся и широкими шагами начал подниматься вверх, на запад.
Несколько кварталов спустя он, не оглядываясь, под сигналы машин перебежал дорогу и свернул направо. Через всю улицу громоздился каменный мост, с низких балок, нависающих прямо над головой, срывались свинцовые капли, с гулким эхом они разбивались об асфальт. Он прошёл напрямую, прямо по лужам, подошёл к позеленевшим от старости воротам, нервно осмотрелся и уперся коленом в створку. Нехотя заскрипев, она поддалась. Ещё раз он взглянул по сторонам, проскользнул внутрь и очутился перед полустёртой временем мраморной лестницей. Он ступил на неё, но не успел сделать и двух шагов, как сзади послышалось:
– Вот это да! Посмотри-ка, кто пожаловал! Да это же сам Джим-одиночка! Джималоун!
Джим резко обернулся на звук. В углу, прислонившись, стоял невысокий худощавый человек. В потрёпанной шинели такого же серого цвета, как и его лицо, он сливался со стеной. Шарф змеёй окутывал его тонкую шею.
– Уф, Артём, ты меня напугал! Как ты меня нашёл?
– А ты предсказуем, Джимми, – ответил Артём, покручивая ус и ухмыляясь. – Ты сюда как на работу ходишь. Где же тебя ещё искать, как не здесь?.. И чего ты тут нашёл? Часовня Святого Павла? Какие-то воспоминания, да?
Наверху он приоткрыл дверь и пропустил Джима вперёд. Плавные движения и мягкая речь делали его похожим на утончённого, добродушного итальянского интеллектуала. Но почему-то Джим не мог отогнать от себя назойливую мысль о том, каким, должно быть, лютым, ненавидящим взглядом каждое утро Артём смотрит на себя в зеркало.
– Откуда ты узнал? Где ты достал её? – прошептал Джим, когда они присели сбоку, недалеко от входа.
– Фотографию-то? Ведь пригодилась, да? – тоже прошептал было Артём, но затем оглянулся и стал говорить в полный голос. Часовня была пуста. – Я скажу так: мы ненавидим государства даже больше, чем ты. Но в отличие от тебя мы своего врага знаем в лицо.
Джим чувствовал биение своего сердца, как тяжело оно отдавалось у него в висках.
– Что тебе надо? – спросил он.
– Да вот подумал, что после сегодняшнего приключения ты решишь залечь на дно. А тем временем наше маленькое дело ещё не окончено… Нам нужна твоя помощь. Нужна одна небольшая идея.
– Я тебе ничего не должен. Я обещал лишь выслушать тебя.
– Конечно, конечно, – поспешно сказал Артём. – Вот я и говорю… И я говорю тебе, что нам нужна идея. И мы просим – просим, Джим! – чтобы ты её нам нашёл.
Гулким эхо его слова отражались от холодных стен. Отопления в старом здании не было, и Артем начал растирать ладони. В воздухе стоял затхлый запах сырости и старого дерева.