Тени древних. Хроники тварей. Рассказы - стр. 9
Он повернулся ко мне. Движение было слишком резким, словно его шея не имела промежуточных положений.
– Конечно.
– И что видите?
Он усмехнулся, и на мгновение мне показалось, что его улыбка стала шире, чем позволяла анатомия человеческого лица.
– Себя.
– Могу я посмотреть ваше свидетельство о рождении? Паспорт? – я старался, чтобы мой голос звучал профессионально и отстраненно, но внутри меня нарастал иррациональный ужас.
– Они в спальне, – сказал он, и его взгляд на секунду стал более… фокусированным, словно он смотрел уже не на меня, а сквозьменя.
– Можно? – я уже жалел о своем вопросе, но отступать было поздно.
Он помедлил, затем кивнул с таким видом, словно предоставлял мне право самому решить свою судьбу.
Я встал. Прошёл в указанную дверь, чувствуя, как его взгляд сверлит мою спину, словно физическое прикосновение ледяных пальцев к позвоночнику.
Спальня была аккуратной, опрятной – слишкомаккуратной. Ни единой складки на покрывале кровати, ни пылинки на поверхностях, ни одной вещи не на своем месте. Это была не комната, в которой жили, а музейная экспозиция, имитация жилого пространства.
На тумбочке стояли фотографии – их свадьба, отпуск, ещё какие-то семейные моменты. Я наклонился, чтобы рассмотреть их внимательнее, и кровь застыла в моих жилах.
На каждом снимке Ричард улыбался точно одинаковой улыбкой. Не похожей, а идентичной— как будто одно и то же выражение лица было вклеено на разные фотографии. И еще кое-что: на некоторых снимках его глаза смотрели не в камеру, а словно в сторону, на что-то за пределами кадра. На что-то, чего не должно было быть там.
Я открыл шкаф, стараясь не выдать дрожь в руках.
Рубашки, пиджаки, стопки сложенного белья – всё было разложено с пугающей, нечеловеческой точностью, словно измеренное линейкой. Даже складки на одежде казались слишком правильными, словно они были не результатом естественного сгиба ткани, а чьей-то намеренной имитацией.
В нижнем ящике я нашёл документы, аккуратно сложенные в папку. Рука, которой я взял паспорт, дрожала, как у алкоголика в абстиненции.
Я открыл документ. Фотография. Имя. Всё в порядке.
Но когда я перевернул страницу…
Что-то изменилось.
Буквы.
Они были правильными, но в то же время… живыми. Они двигались, пульсировали, словно текст был написан не чернилами, а каким-то органическим веществом, живой тканью, которая дышала на странице. Они шевелились на грани зрения, складываясь в узоры и фигуры, которые никогда не должны были существовать в нашей реальности.
Я нахмурился, пытаясь сосредоточиться, пытаясь убедить себя, что это просто игра воображения, усталость или страх. Но чем дольше я смотрел, тем больше буквы расплывались, словно тая, словно превращаясь в крошечные рты, которые беззвучно произносили слова на языке, слишком древнем для человеческого понимания.
Я моргнул.
Текст был нормальным.
Обычные буквы, обычные штампы. Никакого движения. Никаких узоров.
Тогда я понял, что дышу слишком тяжело, слишком громко – как загнанное животное. И что в комнате слишком холодно, настолько, что мое дыхание превращалось в пар перед лицом.
В зеркале напротив я увидел свое отражение – бледное, с расширенными зрачками и выражением ужаса, которое я не мог скрыть.
Я закрыл паспорт и оглянулся.
У зеркала стоял Ричард.