Тени древних. Хроники тварей. Рассказы - стр. 6

Когда мы вышли на улицу, дождь закончился, но воздух был тяжелым, насыщенным влагой и электричеством. Луна пробивалась сквозь разрывы в облаках, заливая улицы мертвенно-бледным светом. Лужи на тротуаре казались провалами в иную реальность, а тени от деревьев тянулись к нам, словно жадные пальцы утопленников.

Город дышал вокруг нас – но не как живой организм, а как что-то древнее, пробудившееся от долгого сна, голодное и любопытное. В воздухе висел запах сырости, гнили и чего-то еще… чего-то неправильного. Запах нарушенного порядка вещей. Запах открытой могилы.

И где-то в глубине сознания, в том месте, где рациональность уступает древним инстинктам, я понимал, что переступаю невидимую черту. Что следующий шаг приведет меня туда, откуда нет возврата.

Но я все равно сделал его.

"Я видел много странных вещей за свою жизнь. Пьяных призраков в ночных клубах. Живых мертвецов в государственных кабинетах. Людей, у которых внутри уже давно ничего не осталось. Но я никогда не видел, чтобы покойник открыл мне дверь и сказал: «Добрый вечер»."

Мы стояли перед старым кирпичным домом на улице, где фонари давали больше тьмы, чем света. Воздух был неподвижен, как в склепе, и в этой неестественной тишине я слышал, как бьется сердце Эвелины – частое, испуганное. Или это было мое собственное? Дом возвышался над нами – не особняк из готических романов, но и не обычная панельная многоэтажка – двухэтажный дом сталинской постройки, с облупившейся штукатуркой и покосившимся крыльцом. Каждая трещина на его фасаде напоминала морщину на лице старика, хранящего ужасные секреты. Типичный кусок прошлого, застрявший среди новостроек, как гнилой зуб в ряду здоровых.

Окна дома смотрели на нас, как пустые глазницы черепа. В одном горел свет – тусклый и желтый, словно гноящийся глаз больного животного. Дом, казалось, наблюдал за нами, оценивал, решал, достойны ли мы войти.

– Он там? – спросил я, и мой голос прозвучал чужим, словно принадлежал кому-то другому.

Эвелина кивнула. Ее лицо в лунном свете казалось восковой маской.

– Он выходит?

– Нет, – её голос был едва слышен. – Только если я зову.

– Кто-нибудь ещё его видел?

– Соседи, наверное. Но я с ними не общаюсь, – она сглотнула. – Они избегают меня. Избегают дом. Как будто что-то чувствуют.

Я снова посмотрел на окна. Тени за занавеской двигались, складываясь в узоры, которые напоминали древние символы забытых культов. Впрочем, возможно, это был всего лишь эффект усталости и страха, искажающий восприятие.

– Готова? – спросил я, едва удерживаясь от желания повернуться и уйти.

Она медленно кивнула, но её глаза говорили об обратном. Они были широко раскрыты, как у человека, который смотрит в бездну, зная, что бездна смотрит в ответ.

Я поднялся по ступеням. Каждая скрипела под моим весом, будто стонала от боли. Дерево, из которого было сделано крыльцо, казалось слишком старым, слишком изношенным – как плоть, которая должна была давно истлеть.

Я постучал. Три удара. Глухие, в вязкой тишине, как удары молотка по крышке гроба.

Секунда. Другая. Время растянулось, словно густая смола.

Я уже собрался стучать ещё раз, когда дверь открылась – не скрипнув, не издав ни звука, как будто она состояла из чего-то невещественного, из материи снов или кошмаров.