Тени древних. Хроники тварей. Рассказы - стр. 17
Он пожирал людей.
Но не их плоть, превращая её в прах и тлен. Не их кровь, насыщая себя алой жидкостью.
Он пожирал их сознание. Их личность. Их душу. Всё, что делало их теми, кем они были.
Он поглощал их сущность.
И сейчас он был сыт. Насытился Лариным до краёв.
Ларин уже был мёртв. Хотя его тело ещё не получило этого послания.
Я медленно поднялся на ноги, чувствуя, как мои колени дрожат. Холод пробирал до костей, и дело было не в температуре комнаты. Это был первобытный страх – страх перед тем, что древнее, непостижимое и безжалостное.
В кармане пиджака я нащупал свой старый верный пистолет. Журналистская этика и законы оказались бессильны перед тем, что я увидел за эти дни. Давно я не брал оружие с собой на задание, но инстинкт самосохранения взял верх над профессиональными принципами.
Я направился к двери, ощущая, как вес мира давит на мои плечи.
– Прости, Ларин, – пробормотал я, бросая последний взгляд на пустую оболочку человека, с которым я пил кофе всего несколько дней назад. – Я найду то, что сделало это с тобой. И я остановлю это.
И оставил его там. Наедине с пустотой, которая теперь была его единственным компаньоном.
Я нашёл Эвелину в мотеле на окраине города – обветшалом здании, которое, казалось, было построено из тоски и отчаяния. Неоновая вывеска мерцала в сумерках, как предсмертный хрип умирающей звезды. Дождь моросил, окутывая всё вокруг серой пеленой, размывая границы реальности.
Она выглядела значительно хуже, чем днём. Её кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок алебастра, словно вся кровь отхлынула от поверхности. Тёмные круги под глазами напоминали синяки – глубокие, болезненные провалы в череп. Когда она открыла мне дверь номера, её руки дрожали, а взгляд метался, как у загнанного животного.
Она тут же отвернулась, словно боялась, что я увижу в её глазах что-то ужасное. Или, что ещё хуже, не увижу ничего, как у Ларина.
– Ты уже знаешь, – тихо произнесла она. Её голос был тонким, как паутина, готовая порваться от малейшего дуновения.
– Да, – ответил я, и это короткое слово повисло между нами, тяжёлое, как надгробная плита.
Я закрыл дверь и сел на шаткий стул у стены, слушая, как дождь барабанит по крыше – монотонный ритм, похожий на пальцы, нетерпеливо стучащие по столу. Она стояла у окна, сжимая ладонями виски, словно пыталась удержать мысли внутри головы.
За окном проехала машина, её фары на мгновение осветили комнату, и тени прыгнули на стенах, как живые существа, жаждущие добычи.
– Ты пыталась вернуть его, – сказал я. Это не был вопрос.
Она вздрогнула, словно я ударил её. Её плечи напряглись под тонкой тканью блузки.
– Я… я просто хотела его вернуть, – прошептала она. В её голосе слышалась такая тоска, такая невыносимая боль, что на мгновение я почти понял её. Почти простил за то, что она выпустила на свободу.
Но только на мгновение.
Я почувствовал, как внутри меня поднимается злость – горячая, яростная, как лава, прорывающаяся сквозь корку безразличия, которую я так долго культивировал.
– Вернуть? – мой голос прозвучал резче, чем я намеревался. – Ты хоть понимаешь, что ты привела обратно? Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что ты выпустила в мир?
Она резко обернулась, и в свете тусклой лампы я увидел, как её глаза сверкнули – не от слёз, а от какого-то внутреннего пламени, которое ещё не было полностью поглощено.