Тень ликвидности - стр. 29
Телефон дрогнул. Сообщение от Шумского: «Зайдёте?» Она закрыла конверт. Встала. Положила монету в карман. Папку – на стол. «Зайду», – написала она и стерла. Не отправила. Она выбрала другое. Она набрала коротко, в «домашний»: «Оптика – у меня на столе. Чужой стикер». Ответ Льва пришёл без задержки: «Не трогай. Мы идём».
Она положила конверт обратно. Выключила лампу. Комната стала плоской, как документ без подписей. Она улыбнулась невидимо и подумала, что иногда лояльность – это остаться на месте, когда от тебя ждут движения. А этика – это движение, когда от тебя ждут места.
В коридоре, на стене, торчал криво прибитый указатель «Эвакуационный выход». Стрелка указывала вверх. Она пошла вниз.
Лев и Алиса пришли быстро – так ходят люди, которым не нужно объяснять, почему «сейчас». Они не поднимались в отдел – стекло любит лица. Они стояли внизу, в тени каштана, у подъезда для поставок, где дует, пахнет картоном и нет ресепшна. Кира спустилась по лестнице для персонала, ступени отдавали сухим звоном, будто внизу была не разгрузка, а сцена.
– Конверт на столе, – сказала она, когда дверь за ней закрылась. – Не трогала. Стикер – «спасибо за оптику». Парфюм – чужой. Водяной знак – их «семёрки». Это привет или ловушка.
– Ловушка, – спокойно сказал Лев. – Привет – звонит в дверь. Ловушка – уже внутри.
Алиса достала из маленького чехла пару тонких тканевых перчаток – не белых, серых: в сером меньше театра. Надела себе, вторую пару протянула Кире. Лев надел свои – привычно, без паузы. Так надевают аргументы.
– План, – сказал Лев. – Ты возвращаешься наверх, оставляешь двери открытыми для «случайного сквозняка». Мы – вдыхаем. Я посмотрю конверт не в кабинете – подальше от камер. Алиса – стягивает микрослои со стикера. Ты звонишь Шумскому и говоришь: «Конверт получили, спасибо». Он не должен знать, что именно «получили». Он обязан сделать вид, что не понимает.
– Это – не осторожность, – сказала Кира. – Это – игра.
– У нас музыкальный жанр, – сказала Алиса. – Кто-то поёт, кто-то держит ритм.
Кира кивнула и поднялась. Лев и Алиса остались у ворот для поставок: мычат грузчики, катится тележка, на резине – пыль. Никто никого не видит – всех интересуют коробки. Мир щадит людей, когда они похожи на вещи.
Кира вошла в отдел ровно в тот момент, когда на экране у Шумского вспыхнуло «набор номера». Она положила на стол локоть, чтобы чувствовать дерево, и ответила прежде, чем телефон успел добежать до слуха:
– Да, Сергей Ильич.
– Вы получили письмо? – голос был без эмоций, как вордовский шрифт.
– Получила. На стикере написано «спасибо». Люблю благодарности, когда они не требуют подписи.
– Прекрасно, – сказал он. – Это копия для архива. Коммуникации хотели, чтобы у вас был «актуальный экземпляр».
– Мне нравится, когда «актуальность» ходит без конверта, – сказала она ровно. – Копию – положу в дежурную папку.
– Разумно, – одобрил он. – И… Кира, – пауза, – завтра лучше возьмите день. Отдохните. Слишком много значений – вредно для зрения.
– Завтра у меня профилактика воздуха, – сказала она. – Возьму день, когда починят камеры.
Он хмыкнул – звук резиновый, неискренний.
– Вы остры, – сказал он. – Осторожней.
Связь оборвалась. Кира посидела ровно двадцать секунд – ровно столько уходит на внутренний «лог»: «сотрудник получил копию». Потом встала, вышла в коридор, оставив дверь чуть приоткрытой – на толщину визитки. Воздух делает вид, что он невиновен. В камере над коридором родинка пыли застряла на куполе – хорошая отметка: возвращаясь, узнаешь, что ничего не трогали.