Тень ликвидности - стр. 21

– Подтверждение у вас есть? – спросила она.

– Конечно, – сказал голос. – Тикет. Докладывали ночью. Всё в порядке.

– Тогда приложите к кейсу и укажите, что «корректировка NTP» прошла в 00:10:03. Я люблю, когда теги дружат между собой.

Голос замялся.

– Откуда… – он вовремя не задал вопрос. – Хорошо, приложим. Вам ещё нужно что-то?

– Честные камеры, – сказала она и положила трубку.

В 12:00 – «корзина» – общий звонок отдела. Люди в квадратиках на экране, спокойные, вежливые. За их спинами – одинаковые полки, одинаковые жалюзи. Шумский говорил о важности «выдержанного тона», юридический – о «рамках», коммуникации – о «контексте». Когда дошла очередь до неё, она сказала:

– Отдел комплаенса напоминает, что опциональность раскрытий – не право на молчание, а ответственность за выбор. И ещё: когда камеры выключены, это не обеспечивает прозрачности. Это обеспечивает легенду. Пожалуйста, учитывайте это при планировании «окон».

Квадратики на секунду замерли. Потом кто-то из коммуникаций улыбнулся – холодно, как утюг. «Кира, это всё понятно, спасибо за обеспокоенность. Мы на связи». Связь – слово, которое все любят, потому что оно ничего не обещает.

После звонка Шумский не позвал её. Это было хуже, чем если бы позвал. Она закрыла ноутбук, сложила документы в серую папку, сверху положила «макет». Изнутри вынула тонкий листок с водяной микропечатью – там снова, под диагональю, шли «777». Маленькие, как сыпь. Она провела по ним ногтем. Машины не знают, что у них привычки. Люди – знают и скрывают.

В 13:20 она спустилась на минус первый – туда, где копировальные задние, где курил когда-то техперсонал, где пахло тонером и никому не нужными календарями. Здесь было меньше глаз. Здесь любая папка выглядела скучной. Она открыла серую папку, переставила листы так, чтобы «пустой» макет оказался сверху. Оригиналы – вниз, под один старый инвойс, который никто не станет смотреть. Застегнула. Подошла к старому шкафчику с инструментами, где дверь закрывалась на прищепку. В верхней полке – пустая картонная коробка из-под ламп. Она сунула туда конверт со вторыми копиями – для Алисы. Вор не ищет коробку из-под ламп. Воры любят вещи, которые светятся.

На обратном пути она столкнулась с человеком, которого знала плохо. Финансы. Гладкий, как стол. Он улыбнулся без зубов.

– Кира, вы на «Часовне» будете? – спросил он.

– Буду, – сказала она.

– Хорошо. Нам важно, чтобы вы… поддержали общее настроение. – Он подобрал слово, как в галерее подбирают рамку. – Вы же понимаете.

– Я понимаю, – сказала она. – Что у настроения есть цена. И у молчания – тоже.

Он не нашёл, что ответить. Улыбка зависла. Кира пошла дальше, не оглядываясь. В груди, где обычно растёт логика, сегодня росла тишина – правильная, без «канала М».

В 13:58 она сидела в переговорной, где стекло не было окном. На экране появлялись лица, названия, логотипы. «Часовня» началась вовремя. Внутри неё люди с микрофонами произносили «согласовано», «выдержка», «посыл», «тональность». Коммуникации играли на клавишах, финансы поддакивали, юристы ставили аккуратные точки над словами. Кира не спорила. В споре важно желание. У неё желания не было. У неё была папка, тяжёлевшая на коленях, как кошка, которой доверили тайну.

В 14:17 она получила короткое сообщение с неизвестного номера: «Оптика в порядке». Она отключила звук и не стала спрашивать, чья оптика и зачем её успокаивают. В 14:30 «Часовня» захлопнулась, как крышка пианино. Все разошлись по своим коридорам. Тень от стекла снова стала стеклом. Кира поднялась, взяла папку и пошла вниз – в лифт, который не любит цифры, кроме этажей.