Тень ликвидности - стр. 23
Телефон в кармане отозвался короткой вибрацией. Номер – тот, что в списке «молчать». Сообщение всего из двух слов: «Точки сменились». У коммуникаций всегда «точки». У людей – буквы. Она не ответила. Сжала ладонь, чтобы пальцы перестали играть на невидимой клавиатуре.
У остановки трамвая стояли две серые куртки. Та же расцветка, та же посадка плеч. Один курил так, как курят люди, у которых сигарета – это часовой механизм. Другой смотрел в телефон не глазами – привычкой. Кира прошла мимо, как мимо вывески: она не читает вывески, которые ничего не продают. Трамвай звякнул – настоящий, не метафорический. Она подумала о «Колоколе-2»: железо, звук, время. «-47 мс» – такая жалкая цифра, такая точная щель.
На перекрёстке она остановилась и не двинулась на зелёный. Пусть город делает вид, что командует. В отражении витрины увидела себя и не узнала – не потому, что изменилась, потому что перестала быть «сотрудником». Сотрудники – это восковые фигуры с пропусками. Люди – те, у кого карманы умеют хранить бумагу.
Она свернула к набережной. Вода была серой, как небесный экран перед поломкой. На перилах – наклейка с цифрой «777», угол оторван, клей выступил. Она коснулась наклейки пальцем – не чтобы сорвать, чтобы убедиться, что цифры всё ещё липкие. «Их шутка повсюду», – подумала она. – «Их шутка – их подпись».
В голове, как в хорошем архиве, сами собой открылись коробки с прошлым. День, когда она подписала «DL-X-3.4». Конференц-зал с идеальной акустикой, чтобы слово «ответственность» звучало как «процедура». Шумский читает пункты – не как человек, как метроном. Юрист из головного офиса, с улыбкой стоматолога: «Мы лишь формализуем существующую практику…» Коммуникации: «Ваша поддержка позволит избежать неправильной интерпретации». Финансы: «Иначе инвестор X уйдёт к менее требовательным контрагентам». Слово «требовательный» там значило «к миру». Она тогда сказала: «Приложение Е – только с чёткими окнами». Они принесли таблицу – аккуратную, как расписание молебнов. «Крест», «Часовня», «Звоны». Всё красиво, всё удобно. «Опциональность» спрятали под «вправе, но не обязан». Она поставила подпись – как ставят подпись под прогнозом погоды: если ливень будет, виноваты облака.
Память перескочила к Марии. Позавчера вечером. Мария стоит у её двери с бумажным стаканом чая и говорит шёпотом, хотя кабинет пустой: «Кира, можно вопрос про «журналы»? В углу иногда появляется «SRN». Это ярлык чей?» Кира тогда посмотрела, поняла, что у Марии – глаза человека, который не умеет не видеть. Сказала формулу: «Это не наш ярлык». И добавила то, чего не должна была: «Не смотри слишком глубоко в углы». Мария кивнула – не соглашаясь, а понимая, что сказала не всё. Через сутки лестница «помогла ей упасть». Сегодня её имя лежало у Киры в записной книжке, как маленький камень.
Она перешла на другую сторону улицы, где дома разваливались без комментариев, а окна были настоящими – с занавесками, коими пользуются люди, а не презентации. Здесь никто не знал слова «контур С». Здесь знали слово «осень». В переулке на подоконнике сушились яблоки. Рядом белела табличка «Осторожно, злая собака», под ней спала добрейшая дворняга. Любая система – про расхождения.
Телефон снова дрогнул. «Готово», – написал Лев. Дальше адрес – без названий улиц, а через ориентиры: «ворота с ржавой петлёй», «серый гараж с цифрой «12» на крыше», «спуск, где пахнет пылью». Она запомнила без труда – её память привыкла к запахам лучше, чем к сигнатурам.