Тень ликвидности - стр. 14
Внутри было тихо, как внутри выключенного прибора. Он включил фонарь. Пыль поднялась и опустилась. На стене – мелом «не входить». Таблички иногда помогают, если их писать для себя.
Он проверил время. До точки – двадцать семь минут. Он сел на деревянный ящик и открыл блокнот. Написал: «Кира – живой ключ». «Сорок семь – шью по краю». «Часовня – ср 14:00». «Опциональность». Подвёл черту. Ниже: «Вечер – не испортить». В этот момент в кармане лёгким ударом отозвалась карточка «Колокол-2». Он вынул её и провёл пальцем по стёртому QR. Стёртая часть пружинила, как шрам.
Снаружи послышалось короткое гудение, как от электровоза, который никогда не приедет. Монета на щеколде дрогнула, но не упала. Лев встал. Свет фонаря залипал на пылинках. Ему казалось, что он слышит музыку. Не мелодию. Раскладку. Паузы между долями. Иногда именно в паузе живёт самое важное.
Телефон завибрировал. Одно сообщение. От Алисы: «Будем через пять. Она – одна. Скажи, что дверь тяжёлая, пусть толкнёт сильнее». Лев улыбнулся. Он любил двери, которые требуют усилий.
Он положил карточку в новый, прошитый карман. Проверил монету. Посмотрел на часы. В «00:01:12» он впервые увидел волну. Теперь – «19:14:47». Он улыбнулся ещё раз – уже не себе. Если где-то в городе пели, то сегодня музыку придётся слушать вместе.
Фрагмент из внутреннего допсоглашения (перевод, выдержка):
«…Инвестор X вправе, но не обязан, осуществлять дополнительные раскрытия информации при наступлении Событий Коммуникационной Значимости (далее – СКЗ) в рамках согласованных временных окон. Опциональность раскрытий не считается нарушением стандартных требований уведомления при условии соблюдения Протокола Временных Окон…»
Лев провёл глазами по слову «опциональность» и понял, что оно звучит как пустой колокол: форма есть, звук – зависит от того, кто ударит первый.
Дверь действительно была тяжёлая. Когда Алиса с Кирой толкнули её, монета на щеколде звякнула, закачалась и упала, как маленький колокол – коротко, с последним звуком, который сообщает лишь одно: «внутри кто-то есть». Лев подхватил её ладонью, чтобы грохот не прокатился по коридору. Свет фонаря резанул по пыли, и пыль выглядела как снег, переживший чужую зиму.
– Закрой за собой, – сказал он. – Щеколда потом.
Кира вошла первой. В полутьме её лицо стало ровнее, чем в стеклянном дне. Она держала в руках серую папку, обычную, канцелярскую, от тех, что не помнят, сколько в них трагедий. Алиса – за ней, шаг осторожный, как у человека, которому доверили огонь в бумажном мешке.
– Здесь слышно, – сказала Кира, опуская папку на деревянный ящик. – И здесь никто не слышит.
– Хорошие места всегда умеют оба эти трюка, – отозвался Лев.
Он развернул папку. Внутри – нечто бесхитростное: листы, вырванные из блоков. Пальцем чувствуешь – вырванные, не снятые. Края с заусенцами. Некоторые строки зачёркнуты тонкой линией – не для секретности, для ритма. Сверху – прозрачный файл с четырьмя листами «индекс-листа»: колонки, нумерация, заметки в полях. На первой странице – «Протокол Временных Окон», на второй – «СКЗ: события коммуникационной значимости», на третьей – «Исключения и право на молчание», на четвёртой – «Координация каналов». К почерку приложилась рука: небрежная надпись «Часовня – ср 14:00».