Текст Достоевского. Историко-филологические разыскания - стр. 16
Мы отмечаем издательский принцип Ф. М. Достоевского: проходить первоначальную цензуру при публикации в составе журнала (традиционно это было менее рискованным, в том числе и материально) и уже затем для переизданий подавать в цензуру не рукопись, а именно вырезку в виде ранее напечатанного текста. Этот принцип, несомненно, упрощал прохождение плотины цензуры, но и служил преградой к тому, чтобы вернуть в произведение изъятое цензурой при первой публикации, как и добавить в него что-либо содержательно заметное.
Несмотря на различные этапы в истории российской цензуры в ее отношении к текстам и разную степень подозрительности, учитывая здесь и субъективные особенности цензоров, ранее напечатанный текст уже был в некотором смысле гарантией, что если даже на цензора и обрушится гнев начальства, то у него будет очевидная и уважительная причина, которая станет защитой от серьезных взысканий. А цензурная реформа 1865 года, которая носила двусмысленный характер и не привела к особенным благотворным последствиям, по сути, заставила авторов и издателей еще более усилить самоцензуру.
В данном случае позволим напомнить формулировки М. Е. Салтыкова-Щедрина. В письме к П. В. Анненкову в 1875 году он писал:
А если мои вещи иногда страдают раздвоенностью, то причина этого очень ясная: я Езоп и воспитанник цензурного ведомства. Я объявляю это всенародно в статье «Между делом», которая явится в сентябрьской книжке <«Отечественных записок»>[86].
Приведем и основные мысли писателя из указанного сочинения:
Я – русский литератор и потому имею две рабские привычки: во-первых, писать иносказательно и, во-вторых, трепетать:
Привычке писать иносказательно я обязан дореформенному цензурному ведомству. Оно до такой степени терзало русскую литературу, как будто поклялось стереть ее с лица земли. Но литература упорствовала в желании жить и потому прибегала к обманным средствам. Она и сама преисполнилась рабьим духом и заразила тем же духом читателей. С одной стороны, появились аллегории, с другой – искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками. Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа езоповскою, – манера, обнаруживавшая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств. Цензурное ведомство скрежетало зубами, но, ввиду всеобщей мистификации, чувствовало себя бессильным и делало беспрерывные по службе упущения. <..>
Привычке трепетать я обязан послереформенному цензурному ведомству. Я не стану распространяться о том, что́ именно сделало это последнее, чтобы заставить меня трепетать – похвала живым может быть принята за лесть? – я только констатирую факт. Я знаю, что, с тех пор как мы получили свободу прессы, – я трепещу. Покуда я пишу – я не боюсь. Иногда я даже делаюсь храбр; возьму да и напишу: напрасно, мол, думают некоторые, что благожелательное и ничем, кроме почтительности, не стесняемое обсуждение действий (заметьте аллегорию: я даже умалчиваю, чьих и каких действий) равносильно нападению с оружием в руках… Но как только процесс писания кончился, как только статья поступила в набор, боязнь чего-то неопределенного немедленно вступает в свои права. И она усиливается и усиливается по мере того, как исправляется корректура и наступает час, с которого должен считаться четырехдневный для журналов и семидневный для книг срок нахождения произведений человеческого слова в чреве китовом. Чудятся провинности, преступления, чуть не уголовщина. И в то же время ласкает рабская надежда: а может быть, и пройдет! Я знаю, что это надежда гнусная, неопрятная, что она есть не что иное, как особое видоизменение трепета, но я знаю также, что она не только лично для меня, но и вообще представляет единственную руководящую нить в современном литературном ремесле. Избавиться от нее, правда, очень легко; стоит только забросить перо, распроститься с корректурами и, как чумы, обегать типографии, но вот подите же… Сдается, что, не будь этой надежды, пожалуй, не было бы и русской литературы, а были бы одни «Московские ведомости»…