Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - стр. 86
В них отчетливо выступают своеобразное содержание, своеобразный колорит шахтерского поселка или железорудной керченской земли, а также черты самостоятельного склада в стихе, немногословном, но выразительном… Словом, на мой взгляд, стихи Никаноркина, даже имея в виду только эту книжку, свидетельствуют о несомненных признаках дарования поэта и серьезной поэтической культуре. Но за годы после выхода этой книжки Никаноркин написал и напечатал в журналах и альманахах Москвы, Украины, Крыма много новых стихов. Мне кажется, что А.Н. Никаноркин, безусловно, должен быть принят в члены Союза писателей.
Вот с таким благословением двух замечательных русских поэтов вступал на тернистый путь литератора Анатолий Никаноркин. Невольно присоединяешься к оценке его творчества, данной ему в одном из писем Василем Быковым[109]: “Твои стихи я люблю не меньше твоей прозы, всегда исходит от них некая скромная прелесть, как от полевых цветов…”».
«Когда Толя в 1953 году издал первую книгу своих стихов, которую мы очень ждали, – продолжала Карпова, – казалось, изменился и стал краше окружавший нас мир. Он умел слушать, был мягкий, но беспомощный. Написал свыше ста статей в газеты, чем в основном зарабатывал. А еще умел открывать новые имена писателей и художников, делать археологические открытия.
Когда я выходила замуж за Никаноркина, очень его любила. Люди предупреждали моего отца и отговаривали меня, ссылались на то, что он болен, является инвалидом, страдает бессонницей со времен войны, что у него болезнь легких. Но даже если бы у него не было рук и ног, я вышла бы за него замуж: он много знал, был очень эрудирован и открывал мне целые миры. У него была прекрасная память, он познакомил меня с Блоком и с импрессионистами, наконец, сотворил из меня женщину. Конечно, в моем лице у него для этого была благоприятная почва, но его заслуга очень велика.
Тогда мы жили в коммунальной квартире на улице Свердлова, 7, возле массандровского пляжа[110]. У нас были две комнаты и веранда, сидя на которой мы слышали шум моря, и нам казалось, что это не веранда, а палуба корабля».
Об этом хорошо написал Никаноркин в стихотворении «Дом у моря»:
«В Москве все наши друзья знали, что у Никаноркиных под тряпкой у двери лежат ключи от квартиры: пожалуйста, приезжайте, открывайте и живите. Там бывали Луговской, Твардовский, Светлов[111] и многие другие поэты и писатели. Светлов был худючий, всегда молчал и много ел, а Твардовский любил выпить. Светлов тоже был не дурак выпить, но предпочитал вино, которое мне присылала из Майкопа бабушка.
Вспоминаю один из приездов Твардовского в Ялту. Было это примерно в 1970 году. Тогда он уже завершал свою работу в “Новом мире”. Твардовский приехал на месяц вместе с женой Марией Илларионовной в Дом творчества писателей, где познакомился, а затем и подружился с Никаноркиным, проникшись к нему доверием. Никаноркин умел располагать к себе людей независимо от их положения в обществе. Твардовского он называл по отчеству – Трифонович, а тот его по имени – Анатолий. Они часто встречались, играли в карты, а однажды пришли к нам домой, и Никаноркин познакомил меня и Майю с Твардовским. Они говорили между собой так, будто были на короткой ноге. Впервые попав к нам, Твардовский возмутился: “Как вы здесь, в этой деревне, живете? Вам надо перебраться в Москву, я вам помогу”. Он был раскованный, мягкий, приятный.