Тайна Кира Великого - стр. 27
Мы оба разом захохотали.
И от смеха я ожил весь и порезал-таки шею об острие копья, но не заметил боли. Воин же с испугом отстранил оружие.
Мы с царем смеялись долго. Огни светильников заискрились у меня перед глазами, и все поплыло вокруг.
А потом мы оба перевели дух, и он спокойно, едва ли не по-дружески вопросил меня на арамейском наречии:
– Что ты здесь делаешь, вижу. Ответь, что должен был сделать. Убить убийц или царя.
Я отвечал правду и наслаждался этим:
– Царь! Я пришел убить тебя, но сначала – убить твоих убийц.
Произнося эти слова, я впервые чувствовал в себе неописуемую полноту жизни и необъятную силу.
– Говоришь правду, вижу, – кивнул царь персов, не сводя с меня глаз. – Зачем?
– Чтобы оставить их позади.
– Не о том спрашиваю.
– Такова моя служба и таков мой заработок.
– Довольно, – снова кивнул царь персов. – Остынь. Остуди свою память. Ночь еще не кончилась. Эта ночь будет долгой.
Он повернулся ко мне спиной и, указав пальцем куда-то в сторону и вниз, скрылся за своими стражниками. Воины сразу сомкнулись плотным строем, надвинулись на меня, схватили сильными руками, и я, не сделав ни одного шага по полу, очутился в стороне и внизу – в какой-то темной и холодной каморке, вполне пригодной для прояснения памяти.
Помню, что совершенно не чувствовал страха и был очень доволен собой. Там, в подпольной тьме царского дворца, у меня не возникло никаких обид на Скамандра, так хотевшего поскорей сделать Кратона почетным гражданином Милета. Не было никакого желания отомстить ему. Там у меня даже не возникло любопытства, зачем понадобился Скамандру этот базарный «фокус с шариками», исчезающими из руки. Там мне хотелось только, чтобы царь Кир задал мне еще какой-нибудь вопрос и я так же правдиво ответил бы ему, не взирая на самую дорогую цену правды.
И царь дал мне такую возможность, за что я и по сей день благодарен ему больше, нежели Скамандру – за самое почетное гражданство.
Прежде чем вновь привести к царю пойманного убийцу, его одели в чужую одежду, но тоже арамейской, а не персидской принадлежности. Той, в которой он явился во дворец, видимо опасались, хотя наверняка всю ощупали и перетряхнули.
И вновь я проделал короткий путь, не сделав ни единого шага, то есть повиснув в крепких руках царских стражей.
Они перенесли меня в другую комнату, попросторней застенка, но с такими же грубо обтесанными каменными стенами и без окон. Ту комнату освещали простые глинные светильники, заправленные скорее всего пальмовым маслом. Прежде чем меня ткнули носом в пол, я успел заметить три небольших резных стульчика на возвышении, а на стене, позади возвышения, – золотую чеканку в виде орла с небольшой головкой и широко распростертыми крыльями. То был родовой знак Ахеменидов.
Стражи молча поставили убийцу на колени, пригнули ему голову к полу, а один даже придавил его шею ногой.
Вскоре я услышал, как открылась дверь (но не та, через которую внесли меня), послышались мягкие шаги, шуршание одежд, и вот с возвышения раздался властный голос:
– Поднимите его!
Я очутился на ногах.
– Отпустите ему руки! – повелел Кир.
Стражники освободили мои уже онемевшие от крепких захватов предплечья. Замечу, что меня не держали связанным.
Теперь царь персов возвышался передо мной во всем своем блеске – в шкуре гирканского тигра, грубо подкрашенной в пурпур, в шерстяном хитоне с рукавами до запястий, в анаксаридах из светлой кожи и высоких башмаках с золотыми колечками и тесемками, стягивавшими голенища. На голове Кира поблескивала золотыми кольцами остроконечная тиара, закрывавшая уши.