Своя Беда не тянет - стр. 6
Перед сном, прежде чем упасть рядом со мной на разложенный диван, Беда спросила:
– Ты считаешь, нам правда ничего не грозит?
Я хотел уточнить в каком смысле и что она имеет в виду: стихию или отношения, но не стал этого делать. Какая разница, что имеет она в виду, если у неё от меня сводит скулы?
Я пожал плечами и сказал:
– По ящику передали, что администрация города просит граждан держать наготове деньги и документы.
Беда тоже пожала плечами и сказала:
– Странно. Зима. Сибирь. Землетряс. Странно. Будем спать.
Она плюхнулась рядом со мной с размаху, но вдруг вскочила, разогнув своё длинное тело, и абсолютно голая пошла на кухню.
– На, – принесла она большую чашку.
– Ну, Лю-уся! – проорал белугой мужик за окном.
– Что это? – спросил я, взяв чашку с какой-то светло-жёлтой жидкостью.
– Корки гранатовые. У тебя же… того, расстройство. От пельменей даже отказался.
Я офигел от такой заботы и послушно, до дна, выпил безвкусный, вяжущий отвар. Пусть теперь всем рассказывает, как она обо мне заботилась, а я её бросил. Пусть.
Только я стал проваливаться в сон, как снова тряхнуло. Зазвенела посуда на кухне, залаял Рон, в прихожей по зеркалу мелко застучали висевшие на нём крупные бусы, доставшиеся Беде от бабки. Беда уже заснула. Спала она крепко, на спине, иногда всхрапывая, как подвыпивший мужик, и стянув на себя всё одеяло. Я полежал, размышляя над тем, не послушаться ли администрацию города и не эвакуироваться ли с деньгами и паспортом, но решил не дёргаться. Ведь мы не в высотном здании. Я потянул на себя край одеяла, куце укрылся и постарался заснуть. Только-только я задремал, с улицы раздалось громкое:
– Лю-уся!!!
– Люся! – чуть не рыдал неизвестный мужик.
Беда открыла глаза, сонно и длинно сказала что-то про козлов, повернулась на бок и снова заснула.
Я отвоевал ещё сантиметр одеяла, пригрелся и снова стал засыпать.
– Ну, Люся! – завопил мужик уже сорвавшимся голосом.
Беда подскочила, сорвала с меня одеяло, закуталась в него, и стала рвать на себя балконную дверь. Она сражалась с ней долго, шпингалет был тугой, а я не спешил ей на помощь – меня о ней никто не просил. Наконец, она открыла дверь и вывалилась босиком на заснеженный балкон. Морозный воздух хлынул в квартиру, Рон, задышал, потянул носом, но к балкону не пошёл.
– Люся! – почти плакал мужик.
– Эй, горластый! – крикнула с балкона Беда как капитан с капитанского мостика. – Я Люся!
– Люся! – взмолился мужик. – Позови Тёму!
Беда тихонько ругнулась и шагнула в квартиру.
– Тёма, это тебя! – сообщила она мне.
Я вздохнул, оделся, и пошёл на балкон.
– Ну? – спросил я щуплого мужичка, стоявшего внизу, на заснеженной дорожке. – Я Тёма!
Было темно – только тусклые фонари, догорающие костры, свет редких окон и хилый месяц, а так было очень темно. Но даже в темноте было видно – мужик сник, потерялся, расстроился, махнул рукой отчаянно и безнадёжно. Всё, нет надежды, ничего не поможет, жизнь прахом – и Люся не та, и Тёма не тот! Он развернулся и пошёл от дома прочь, сгорбившись, втянув голову в плечи.
И такая тоска меня вдруг взяла, глядя на его удаляющуюся спину, такая тоска, что… точно так же, махнув рукой, прочь от этого дома – и Люся не та, и Тёма не тот!
Я перелез через балкон.
Отматывая плёнку событий назад, я думаю, что не перешагни я тогда через перила, не проделай свой любимый десантский трюк – прыжок с четвёртого этажа – ничего бы потом не случилось. Ничего бы не произошло. Жил бы себе спокойно у Элки под боком мужем-занудой, и никогда бы она меня не выперла в школьный сарай, потому что любит меня нежно и преданно, как своенравная кошка хозяина.