Судный день - стр. 20
Глава четвертая
Лагерь, куда после урагана в Жиганске Нуарба отправили досиживать, был давно переполнен и нуждался в реконструкции, Возможно, поэтому часть зеков, отсидевших больше половины срока и чьи уголовные статьи были не столь серьезные, решено было освободить досрочно.
С небольшим чемоданом и с достаточно солидной суммой денег (последние месяцы он работал вальщиком леса) Ну арб отправился в Москву. Причем, с твердым намерением завязать с прошлым и устроиться на какую-нибудь стройку, которых в Москве, судя по рассказам бывалых людей, не пересчитать.
Прибыв на Казанский вокзал, он позвонил своей знакомой Марии, жившей в районе Кунцево, на Партизанской улице. Телефон не отвечал, и он, подловив маршрутное такси, направился по адресу, который частенько снился ему в лагере. И куда он отправил немалое количество безответных писем…
Грезился небольшой домик, до окон занесенный снегом, синий дымок из трубы, заиндевелый густой кустарник, густо прилепившийся к задней части дома. В общем, мирная, спокойная обитель… Однако, ему ни разу не приснилась сама Мария, тридцатилетняя блонда с большими серыми глазами и с идеально симметричным лицом. Такие физиономии мелькают в рекламных роликах и гламурных журналах. Познакомился Нуарб с ней случайно. как-то после очередного рейда в чужую квартиру, ему нужно было какое-то убежище, где он мог бы временно перекантоваться и распихать по барыгам украденное. Зайдя однажды в магазин на Смоленской, он и прилепился к ней, после чего несколько месяцев кантовался в Кунцево. Иногда приезжала из Твери мать, и тогда Мария представляла Нуарба квартирантом, а сам Нуарб, дабы вбиться в доверие Василисе Николаевне, рисовался казанской сиротой, закинутым в Москву судьбой из русофобской Прибалтики.
Теперь ее домик весь утопал в диком винограде, а в палисаднике во всю цвели маки и флоксы. И вот среди этой красоты он увидел Марию с лейкой в руках. Она была в легком, выше колен цветастом халатике, волосы собраны пирожком на затылке перламутровой заколкой, которую он ей пять лет назад подарил. Между прочим, украденную в квартире довольно известной певички.
Женщина продолжала поливать цветы, а он, стоя у забора, наблюдал как вокруг Марии и ее лейки образовывается радуга, от которой невозможно оторвать взгляда.
– Хозяюшка! – Крикнул Нуарб. – Квартира, случайно, не сдается?
Мария не отрывая взгляда от душика лейки, отрицательно мотнула головой.
– А может, кто-то из ваших соседей сдает комнату?
Видимо, до слуха Марии донеслось что-то не совсем забытое, и она, подняв голову, взглянула на незваного гостя. «В такую жару – и в черной шляпе!», – подумала она, но тут же сообразила, что не шляпа привлекла ее внимание, а очень знакомые модуляции голоса. Щеки ее густо покраснели. Она поставила на землю лейку и, обходя кусты крыжовника и смородины, направилась к забору. Когда их взгляды встретились, сказала:
– Давненько ты, сизый голубок, не заглядывал в наши края… Наверное, опять по санаториям шастал?
«Санаториями» сам Нуарб называл места не столь отдаленные.
– Было дело, но это в последний раз. Всё! Бросаю якорь.
– Неужели образумился? – в голосе Марии прозвучала ирония и настороженность. – А чем я тебе могу помочь? Или надеешься, что опять буду давать в твою пользу свидетельские показания? Не надейся, я стала на пять лет умнее, а потому шел бы ты своей дорогой…