Судьбы либерализма - стр. 12

В Венском университете, куда я, неотесанный юнец, только что после войны, поступил в конце 1918 года, и особенно на экономическом отделении юридического факультета, жизнь била ключом. Хотя материальные условия были очень тяжелыми, а политическая ситуация крайне неопределенной, поначалу это мало влияло на интеллектуальный уровень, сохранившийся с довоенных дней. Я не хочу сейчас анализировать, как вышло, что Венский университет, до 1860-х годов не отличавшийся особой известностью, впоследствии на 60–70 лет стал одним из самых творческих в мире с точки зрения идей и создал уникальные научные школы с международным именем в самых разных областях: философии и психологии, праве и экономике, антропологии и лингвистике. И это лишь те из них, что наиболее близки нашим интересам. Мне самому неясно, как это можно объяснить… и можно ли вообще найти полноценное объяснение такому феномену. Я лишь отмечу, что восхождение университета на вершину точно совпадает с победой политического либерализма в нашей части планеты, а нахождение на этой вершине недолго пережило господство либеральной мысли.

Вероятно, сразу после Первой [мировой] войны интеллектуальное брожение среди молодежи было еще заметнее, чем раньше, хотя некоторые большие исследователи довоенного периода уже ушли и в профессорско-преподавательском составе существовали, по крайней мере поначалу, серьезные пробелы. Отчасти это могло быть связано с тем – и это ярко проявилось после Второй мировой войны, – что студенты были более зрелого возраста, а отчасти с тем, что опыт войны и ее последствия выявили острый интерес к социальным и политическим проблемам. Некоторые студенты, из тех, что постарше, стремились как можно скорее получить профессию, а вот более молодым студентам потраченные на военную службу годы придали необычную решимость использовать те возможности, которые мы так долго и с нетерпением ждали, по полной.

Свое влияние оказали, конечно, и обстоятельства того времени: многие вопросы и проблемы, активно обсуждавшиеся в Вене, в западном мире вызвали интерес несколько позже, отчего в ходе моих странствий по миру у меня периодически возникало ощущение, что «я здесь уже был»[31]. Темы для дискуссий во многом определялись близостью коммунистической революции (в Будапеште, который был всего в паре часов езды, несколько месяцев действовало коммунистическое правительство, откуда потом в Вену бежали интеллектуальные лидеры марксизма), внезапно возникшим уважением к марксизму со стороны научного сообщества, стремительным распространением того, что впоследствии мы стали называть «государством всеобщего благосостояния», новой на тот момент концепцией «плановой экономики» и, самое главное, опытом инфляции, которой не было на памяти живущих европейцев. При этом некоторые из чисто интеллектуальных течений, которые впоследствии захлестнули западный мир, на тот момент в Вене были уже на пике. Упомяну здесь лишь психоанализ и зарождение традиции логического позитивизма, который доминировал во всех философских дискуссиях.

Мне следует, однако, больше сосредоточиться на развитии экономической теории. Итак, возможно, самым удивительным обстоятельством в тот момент оказалось то, что при наличии огромного количества насущных вопросов практического характера интересы исследователей Венского университета занимала в основном экономическая теория в чистом виде. Еще отчетливо ощущались последствия «маржиналистской революции»