Судьбы либерализма - стр. 11
Усилия Хайека повлекли глубокий и долгосрочный эффект: продолжает существовать Общество, и при этом, особенно после австрийского возрождения, создаются новые организации с аналогичными целями. К ним относятся Институт экономических проблем в Лондоне, Институт гуманитарных исследований Университета Джорджа Мейсона в Фэрфаксе, Вирджиния; Институт Катона в Вашингтоне, округ Колумбия; и Институт Людвига фон Мизеса в Обернском университете в Алабаме. Все эти исследовательские группы внесли решающий вклад в возрождение либеральной мысли в США и Европе.
В качестве примера подобного либерального возрождения не придется далеко заглядывать: вспомним 1989 год, когда Восточная Германия экономически включилась в жизнь Западной. Это своеобразное «возрождение свободы» на востоке Германии, спустя сорок лет после того, как усилия Хайека помогли создать то же самое в западной ее части. И хотя было бы излишне самонадеянно утверждать, что Хайек был провидцем, в главах 8, 10 и 11 этого издания можно обнаружить многочисленные ценные наблюдения и догадки о природе немецкой нации и людях, которые имеют отношение к происходящим там сегодня событиям.
Хайек одобрительно процитировал известный отрывок из «Общей теории» Кейнса о влиянии абстрактных идей на события реального мира. «Идеи экономистов и политических философов, неважно, правы они или нет, имеют больше влияния, чем принято считать. На самом деле, миром правят именно они»[29]. Сочинения Хайека, представленные в этой книге, во многом подтверждают эту истину.
Питер Г. Кляйн
Часть I. Австрийская школа экономики
Пролог. Экономика 1920-х: взгляд из Вены[30]
Я понимаю, что кураторы этих лекций предпочли бы, чтобы я погрузился в воспоминания, но до сих пор я сознательно выбирал темы, которые исключали бы подобную возможность. Это весьма опасная привычка… когда начинаешь понимать, что большинству слушателей твои воспоминания незнакомы и неинтересны, трудно понять, где пора остановиться. Когда-то и я был не самым терпеливым слушателем, а теперь даже сожалею, что, когда сорок лет назад впервые посетил эту страну и один старый маклер, обнаружив мой интерес к экономическим кризисам, настоятельно вещал мне о личном опыте во время кризиса 1873 года, мне не хватило ума задать ему правильные вопросы. Наоборот, я скорее счел его занудой. Не знаю, почему от вас следует ожидать большего терпения, тем более что я уже понял: как только открывается шлюз памяти, туда сразу же проскальзывают воспоминания абсолютно разного рода, причем они скорее высвечивают тщеславие говорящего, чем вносят ясность в какой-либо более интересный вопрос.
С другой стороны, изучая историю экономики, я довольно часто, хотя тщетно, стремился восстановить ту интеллектуальную атмосферу, в которой проходили дискуссии прошлого. И мне бы очень хотелось, чтобы их участники оставили хоть какие-то свидетельства о том, в каких отношениях они находились со своими современниками, особенно в том возрасте, когда их воспоминаниям еще можно было доверять. Теперь, когда мне самому предстоит эта задача, я прекрасно понимаю, почему большинство людей неохотно на такое соглашались. Боюсь, почти неизбежно, что в подобной ситуации человек в какой-то мере сосредотачивается на самом себе, и, если я слишком много стану говорить о собственном опыте, пожалуйста, помните, что тот факт, что он у меня есть, является моим единственным, хотя, быть может, и недостаточным оправданием рассуждать на эту тему в принципе. Не сомневаюсь, что, если когда-нибудь решу опубликовать эти лекции, все, что я написал сейчас, придется значительно подсократить. Но в данный момент я выступаю устно, по большому счету это некий разговор со старыми друзьями, поэтому позволю себе больше свободы.