Судьба калмыка - стр. 68
– Ты, вот что, Цынгиляев, не умничай, спросим тебя – ответь.
– Ну, я и ответил! – опять заулыбался Максим, – До свидания!
И жизнь пошла своим чередом. Хоть скудная, но пища была, если хорошенько постараться. И старухи старались. Они целыми днями чистили картошку, мыли, сушили, толкли, рубили капустные листья, жарили. Но кроме темной похлебки и черных картофельно-капустных оладий ничего не получалось. Но это была еда. Спасение от голода. И можно было видеть, как калмычата в одних рубашонках, смеясь, и обгоняя друг друга, кто босиком кто в каких-то опорках на ногах, бегут к канаве-траншее. Быстро разгребая снег, они хватают пласты листьев, накидывают в мешок или корзину ледяных картофелин и еще быстрее бегут в избу, покряхтывая:
– Ех, ях! Ех, ях!
Так у них бывало несколько раз в день. Ну, если кто шел с ведром, вниз к речке, тот был одет более основательно. Воду в гору таскать было трудно, калмычонок скользил, падал и летел вниз кубарем с ведром. Ребятня, катающаяся невдалеке с их косогора, с удовольствием наблюдала эти моменты. Так было и раз и два и три, пока более взрослый местный пацан, не хватал у обессиленного калмычонка ведро, зачерпывал его полным и бегом заносил до самых саней.
– Молодец! – похлопывал он сопящего калмычонка, еле поспевающего за ним, – Три раза нес, три раза падал и даже не заплакал. Вот, учитесь у него, балбесы! – наставлял он своих друзей, только что закатывавшихся в смехе от падений калмычонка, а теперь наблюдавших за милосердностью своего вожака. И по-разбойничьи свистнув, он с разбегу катанулся прямо в кучу стоящих пацанов, и слетевши с ног, они, крича и хохоча, кувырком летели вниз по раскатанной горке.
Калмычата то и дело выглядывали из сенцев, но кататься с местными не решались долго. Да и было не на чем. Но калмычата сначала просто не знали, что кататься с ледяной горки можно было хоть на чем. Хоть на куске фанеры или картона, на обрывке клеенки, на санках, на обледенелой доске. А калмычатам еще и не в чем было кататься. Старухи уже вычислили, что катающиеся пацаны с горки, и рвут одежду и обувь быстрее, и вывалявшись в снегу становятся мокрые, потому, что много раз заходили к ним сушиться у печки. Поэтому одежду и обувь, какая была, очень сильно берегли. За хлебом в очередь сходить, или по селу пройти – милостыню просить, одежда и обувь были нужнее, и должна была быть сухая. А тут с горки просто так не прокатишься, скатившись вниз не успел вырулить – плюхнешься в речку в полынью, родники которой не замерзали даже в трескучие 40 градусные морозы. Плюхаться в речку никто не хотел, но случаи бывали. Но дети есть дети и их желания непреодолимее всего.
Калмычата все чаще выбегали из избы и, постояв минуту, другую на морозе, посмотрев на катающихся разом убегали домой. Но однажды от калмыцкой избы вышел пацаненок, одетый непонятно во что. Замотанный платками сверху шапочка, явно бабкина, сверху подпоясанный халат, тоже старухи. На ногах были известные валенки – бахилы, которые были дежурные. В руках у калмычонка был неглубокий алюминиевый тазик. С трудом, переставляя ноги в валенках, которые доходили ему до паха, он бесстрашно подошел к кучке пацанов, которые с интересом смотрели на него и не поехали вниз.
– Ребя! Смотри, сейчас калмычонок на тазике поедет!