Размер шрифта
-
+

Студёная любовь. Во тьме - стр. 30

– Ненавижу тебя. – Любава выгнулась, позволив мне перебраться ладонями и ртом на горло.

Какая же хрупкая у нее шея. И волосы, будто шелк, путают пальцы и щекочут губы. С ума от нее схожу. Дурею!

– Скажи еще… – укусил ее за подбородок и, приподняв за ягодицы, понес в сторону спальни. До кровати не донес, опустил на топчан.

– Ненавижу… – говорила она, когда я расставлял ее ноги и стаскивал высокие сапожки на завязках. – Ненавижу… – шептала, когда я комкал мягкую кашемировую юбку и сдергивал колготки и белье одним махом.

Я требовал взглядом, чтобы говорила дальше, и Любава слушалась.

Лишь пока расстегивал китель и развязывал штаны, она, томно приоткрыв рот и тяжело дыша, упрямо молчала и цепко держалась за меня взглядом. Словно боялась, что растаю в темноте покоев, слегка окутанной синевой мауриса.

И снова ее глаза блеснули золотом, а зрачки на мгновение вытянулись. Какая интересная иллюзия.

Я встал рядом, дернул ее за талию вверх и, сев, притянул к себе. Руки оставались под юбкой, а губы тут же нашли мягкий живот и цепочкой поцелуев побрели к груди.

– Еще… говори… как ты меня… – выдохнул, разглядывая преграду – корсет. Он был мягким, но пришлось повозиться с завязками. Любава слегка подрагивала, пока я холодными пальцами добирался до самого сладкого.

– Не… – выдохнула, когда я от нетерпения сдернул кусок ненужной одежды на ее живот и жадно прикусил оголенную вишенку соска, – на… – притянул ближе, мягко усаживая на себя, направляя себя в нее, – вижу! – резко опуская и ловя прямой открытый взгляд ее сверкающих любовью глаз.

– Да… Я знаю, моя Любовь. Знаю…

Ее имя – сама любовь, ее дыхание – мое дыхание. Даже мое сердце теперь принадлежит только ей. И как же это правильно. Так же идеально точно мы подходили друг другу, как две фигуры, что могут быть целыми только когда вместе. Идеально сочетаясь, проникая друг в друга, растекаясь соками, пуская ростки.

Ее кристально-чистые глаза снова поменялись. В их зеркале просматривались всполохи огня. Впервые я видел Любаву такой, другой, это в стократ усиливало ощущения.

Внутри Любава была горячей и тесной. Когда я толкнулся, мы на несколько вдохов замерли друг напротив друга. Привыкая, впитывая эти знакомые, но каждый раз новые эмоции.

Под пальцами горела бархатная кожа, она словно сияла изнутри, украшенная полукругами и узорами.

Больше не было слов, только стоны, шарящие везде ладони и бессвязный шепот.

Сильные ножки стискивали мои бедра, девушка цеплялась за плечи, а сама отталкивалась и отклонялась назад, выставляя грудь для поцелуев.

Я облизывал ее кожу, будто она – самый уникальный десерт в мире, и терялся во времени. Не было мыслей о приближающейся войне, об аресте брата, даже о том, что нас с Любавой кто-то жестоко разлучил в прошлом.

И не было обид, ярости, злости. Наше единение словно задвинуло все эти незначительные вещи и позволило на мгновение стать собой.

И Любава открывалась мне.

Она была в этот миг свободной. Как и хотела.

Позволяя погружаться в нее максимально глубоко и находить новые краски наших отношений, девушка впервые лучилась в моих руках светом и теплом без примеси горечи. Широкие махи встречных движений смазывали темень ночи, а поступающие искры разрядки, затуманив разум, внезапно раскрыли между нами алый цвет стигмы.

Страница 30