Страсти по Митрофану - стр. 43

– А как же быть? – растерялся Митя.

– Да господи… Никак! Кто тебя этому научил?

Батя всегда говорит: «Улыбайся, у тебя шикарная улыбка, как у меня, я своей улыбкой мир в свое время покорил, мне все двери открывались. Сначала улыбнись, а потом уже начинай разговаривать. Тебе что-то говорят, а ты стой и улыбайся, тогда людям будет приятно с тобой разговаривать, они потеряют контроль, попадут под твое влияние…» Сколько раз он ему повторял это, с малых лет. И Митя привык улыбаться, весело ему или нет. Почему Нина Георгиевна так странно одергивает его? Может быть, у нее болит голова?

– Вы нездоровы? – участливо спросил мальчик.

– Почему, Митя? Я здорова, насколько можно быть здоровой в моем возрасте…

Надо ответить ей, что она молодая? Кажется, так нужно говорить женщинам в преклонном возрасте… Но Митя не решился, он чувствовал, что преподавательница за что-то на него сердится.

– Не перебивай меня, пожалуйста.

– Хорошо. Я слушаю. – Митя покорно кивнул и невольно улыбнулся.

Нина Георгиевна только махнула рукой. Маска эта у мальчика не от хорошей жизни наверняка. Она помнила его отца, который привел его на первое занятие в восьмом классе. Странно уже то, что с таким взрослым мальчиком пришел отец, да и сам мужчина произвел на Нину Георгиевну самое неприятное впечатление. Наверно, домашний тиран, так ей показалось. Настырный, говорит без остановки, и улыбается вроде, а тяжело становится от разговора. И мальчик поэтому такой, весь перекрученный, пережатый, не понимает обыкновенных искренних слов.

– Постарайся меня услышать, Митя.

– Да-да, Нина Георгиевна…

– Митя, тебе надо поехать в Латвию на фестиваль с Теплаковой и выступить там.

– Я не могу, – быстро ответил Митя и снова улыбнулся. Ведь улыбка – это самое верное средство, чтобы человек понял, что ты говоришь искренне, чтобы проникся твоей правдой.

– Можешь, Митя.

Нина Георгиевна отошла к окну. Раньше она бы закурила, и сильное раздражение, которое сейчас мешало ей говорить с Митей, быстро бы растворилось в горьковатом, таком необходимом ей сейчас дыме сигареты. Но – увы. Чтобы закурить, теперь надо выйти из школы и топать далеко за ворота. А с мальчиком говорить нужно сейчас и здесь.

– Можешь и должен ехать. Ты зажат.

– Я?

– Да, ты, Митя. Ты зажат, ты боишься сцены, ты еле-еле доиграл свое произведение на классном концерте. Ты не можешь открыться. У тебя нет свободы, нет азарта, нет огня. Разве ты сам об этом не знаешь?

– Знаю, – кивнул Митя.

Очень болезненная тема. Он пытается об этом не думать. Гораздо приятнее верить отцу и представлять себя на сцене европейских концертных залов… Потому что он хочет на самом деле совсем другого. Зря даже Нина Георгиевна об этом сейчас так открыто заговорила.

– А если знаешь, то почему отказываешься от такого шанса? Чудесного просто шанса! Если бы мне кто-то сейчас предложил бесплатно поехать в Европу сыграть на фестивале…

– Подыграть Эле, а не сыграть, – уточнил Митя.

– Да ты что, мальчик, издеваешься? Подыграть! Да, во-первых, такой певице и не грех подыграть! Три полные октавы с колоратурным верхом, мощный голос, тембр, сама – красавица… Подыгрывать ей – одно удовольствие. И девчонка хорошая, скромная, голосом своим вовсе не гордится, не выпирается никогда вперед… Чудо, а не девочка! А потом, почему, извини, пожалуйста, ты так относишься к выступлению дуэтом? Ну да, один ведет, другой – за ним…