Страсти по Митрофану - стр. 45
– Для поступления…
– Ты – собираешься поступать, – уточнила преподавательница.
– Да! Конечно!
– А куда, прости?
– В консерваторию.
– Ясно…
Нина Георгиевна села, снова встала, подошла к окну. Да, вот чего ей не хватает – это сигареты. Ну как можно спокойно разговаривать с этим мальчиком? Выйти на большой балкон, что ли, закурить? Уволят… Ей шестьдесят семь лет. Уволят за малейшее нарушение дисциплины… Она даже больничные уже лет шесть как не берет, как бы себя ни чувствовала.
– Хорошо. Готовься, если считаешь нужным. Тебе ведь еще год до поступления?
– Да! И я летом хотел с вами заниматься. Вы же еще будете приезжать в школу по делам?
– Да, писать учебные планы, и у меня платный ученик, он поступает в Австрии в музыкальную академию.
– Вот, я же могу после него рассчитывать на урок с вами… Мне нужно, Нина Георгиевна… Прошу вас, не отказывайтесь. – Митя старался говорить как можно убедительнее и не терять достоинства. Как батя.
Нина Георгиевна взглянула на мальчика. Да, он не виноват. Да, у него очень бедная семья. Почему, непонятно. Она же видела отца. На вид – здоровый мужик, крепкий, рослый. Но это на вид. А там – кто знает? Может быть, он инвалид… Мало ли каких болезней только не бывает. И мальчик привык к своей бедности, не стыдится ее, не скрывает, не понимает, что есть вещи, за которые все платят, кроме него… Может, это и неплохо. Живет в эмпиреях, не задумывается о хлебе насущном. Что есть, то и съел. И пошел играть на виолончели.
– Ладно. Приходи на урок, там разберемся. Ехать в Латвию, мальчик! Ехать и не раздумывать!
– Нина Георгиевна… – Митя встал, чувствуя, что от волнения не может сидеть. Ведь это все так важно для него. На самом деле он очень хочет поехать. Он никогда не был ни в какой другой стране, он даже не мечтал никуда поехать этим летом, кроме тетиной дачи, если отпустит батя, а он сестру презирает и вряд ли отпустит. Митя хочет поехать с Элькой, потому что хочет поехать, потому что она ему снится, потому что руки сами ее лепят, ее высокую, тонкую фигуру, ее нежный профиль, ее ровные плечики, стройные сильные ноги, он хочет поехать, но ОН НЕ МОЖЕТ! Батя взял с него слово. Он же не может его предать, не может нарушить слово…
– Да, Митя?
– Нина Георгиевна… Ваше окончательное слово – ехать? Да? Мне ехать?
– Конечно, Мить, что тут думать и рассусоливать столько. Сразу, с первого дня было ясно. И вообще, Митюша, это хорошее развлечение, тебе судьба такой подарок дарит! Поехать, посмотреть мир, познакомиться с другими творческими людьми…
Нет, вот слово «развлечение» ему не подходит. Ему надо работать. Надо играть по четыре часа в сутки. По шесть, семь – летом, когда уроков не будет. Мир посмотреть – тоже не резон. А себя испытать, преодолеть – вот это да, это резон.
– Хорошо. Спасибо, Нина Георгиевна!
Мите очень хотелось сказать, что, когда он станет всемирно известным музыкантом, он всем будет рассказывать и о своей первой учительнице, которая совсем не любила и не ценила его, просто терпела, и о Нине Георгиевне, которая увидела в нем гения. Но он не решился.
Теперь, главное, заручиться поддержкой матери, чтобы отец не остервенел, не набросился на него с кулаками, не устроил скандал. Хотя бывает и так, что отец покричит-покричит, да и согласится. На новогодние каникулы к тете на два дня отпускал. Потом порол, правда, «дурь вышибал»… Но отпустил же! А к порке Митя привык. Ничего особенного. Не страшнее ста пятидесяти отжиманий или бега по мокрой грязной земле босиком, когда все спят, спит весь мир в теплых уютных постельках, и только он, маленький, мокрый, замерзший со сна, бегает и бегает по ледяному асфальту, сбивая ноги, разбрызгивая лужи, попадая то в бензиновые подтеки, то в собачье дерьмо, бегает и представляет, как когда-нибудь он будет это вспоминать, зная, где начинался его звездный путь – вот в этом стареньком дворике, заросшем тополями с обрубленными головами, заставленным машинами, среди которых нет их машины, она давно сломалась и вросла в землю на пустыре, где осенью началась стройка, во дворике, из которого он когда-нибудь обязательно уйдет в другую жизнь, где у него все будет – и самые лучшие женщины, и много, очень много денег, и слава, и прекрасная светлая мастерская, где он будет лепить сколько душе угодно – после концертов на самых лучших сценах мира. И конечно, в этой мастерской будет место и для бати. Или даже – нет, лучше батина мастерская будет рядом, смежная. Они же привыкли всегда жить в соседних комнатах. Вот и будет когда-нибудь у отца мастерская рядом с Митей. И отец наконец получит возможность слепить и изваять все, что он задумывал за жизнь. И все поймут, какого скульптора они столько лет отрицали и унижали, какого большого художника не принимали! Отец еще всем покажет!