Страна сумасшедших попугаев - стр. 78
–«Супчик»?
–«Супчик»–это успокоительное для нас грешных, там все серьезнее… У него же со стороны матери сплошная богема, а он в этой среде с рождения варится. Мне Юрка рассказывал, что Севка баловаться начал еще в школе, только отец заметил и настоял на военном училище, так Булкин в армию и попал. В чем–то его папаша прав, армия не театр, там с вольностями сложновато, но это, если служить где–нибудь гарнизоне, а так… Привычки–то остались, возможности тоже, да и знакомых из артистической среды у Севки полно, а там это принято, я знаю…, теперь знаю…
***
Та–та–та–та–та…, драта–та…, та–та–та–та…, там, внизу, на сцене мечутся хрупкие девушки в белом. «Лебединое озеро». Большой театр. Бельэтаж. Девятая ложа… Прежде я никогда не спускалась ниже третьего яруса…, та–та… та–та… Первый ряд. Я судорожно вцепилась в бархатную обивку…, та–та–та…, там на сцене лебединая принцесса кружится вокруг принца, тоскуя о своей незавидной доле, а ее верная свита, смиренно сложив ладошки на пачки, сочувственно на все это взирает.
Там, на сцене…, а здесь… Мне неуютно, я задыхаюсь и это, несмотря на сквозняк, нахально проникающий сквозь кружевное решето, а еще ноги, они болят так, что отказывает сознание, но это не самое страшное… Дыхание, горячее прерывистое дыхание, оно жжет мне шею, стекает по плечам, буравит лопатки, распиливает позвоночник… Господи–и–и…
…Неделю назад Ленский объявил, что мы идем в «Большой», на вопрос, какими судьбами, сказал, что Министерство обороны окультуривает своих сотрудников. Я, сообразив, что выход официальный и там много кого можно встретить, попыталась отказаться, мол, «Лебединое» я уже видела, да и официоз мне не по душе, но Вовка успокоил, что, дескать, основная часть билетов пришлась на партер, а мы в бельэтаже, даже в гардеробе вряд ли пересечемся, пришлось срочно сочинять наряд.
С платьем только один вариант, кружевное выпускное, на балкон–то я и в старых брюках лазила, там публика не «голубых» кровей. Спектакль посмотришь и на выход, причем, пока спустишься, все «знатные» уже разбежались, гардеробщица тебе пальтишко выкинет и голову не повернет, а в местный буфет я никогда и не ходила. Откуда деньги, после того как билеты выкупишь, да еще троекратную «нагрузку» оплатишь?
С платьем вопрос решен, а на ноги что? Сапоги у меня желтые, по форме вообще валенки напоминают, да и какие сапоги под кружева? Сначала позвонила Вальке Жмаевой (у нас с ней один размер ноги), а у нее туфли только свадебные, белые и банты спереди, как самолеты. Пришлось просить у Крупиной черные лодочки, та, конечно, одолжила, только они на размер меньше, чем надо.
Пришли за час до начала, я переоделась, в буфете шампанского выпили, поднялись в бельэтаж, прохаживаемся, я глазами по сторонам шарю, интерьеры рассматриваю, и вдруг: «Ба! Знакомые все лица! Привет честной компании!» Оборачиваюсь, столбняк… Урбанович! А рядом какая–то девица, не жена. Точно.
Я уже знаю, что сейчас жены у него нет, но была, прожили они восемь лет, дочь родили и разошлись. Причина? Он был недоволен, что жена предпочитает общаться с «сильными мира сего». Услышала–не поверила! Это в их–то обществе. Оказалось, правда.
Урбанович с женой сошелся еще, когда курсантом был, и не в столице, а в Ростове. Привез в Москву, женился, матушка его, правда, протестовала, мол, кого привез? Без роду, без племени, но отец эти разговоры пресёк, не наше, мать, дело, но условие: все сам. Сам семью обеспечиваешь, сам карьеру делаешь, в общем, так и было, единственно, чем старик помог, квартиру оставил, сам новую получил. Сначала жили хорошо, а потом супруга освоилась, огляделась… Общество–то вокруг не слесари–сантехники и пошло: надо то, надо это, хочу так, у всех приличных людей есть, дочку в школу, где дети «больших» родителей, а то, что у нее за общество? Определила себе в подруги племянницу Молотова, та на нее ноль внимания, а эта за ней хвостом… В подробности Ленский не вдавался, сказал только, что «крестный» озверел и развелся, квартиру им сделал, деньгами помогает, с дочкой общается, но бывшую на дух не переносит.