Сторож брата. Том 2 - стр. 44
Здесь многие страдают! Глядите, здесь и Михаил Шульман, главный редактор газеты «Будем!». Добавим: увы, не существующей уже газеты… Буквально вымели русскую культуру прочь из страны. Прикажете продолжать список гостей и их славных дел? Вот Джабраил Тохтамышев – уж Тохтамышева-то и представлять не надо… Помните его речь на Болотной площади? Вот именно, вот именно… А там, в соседней зале, и Ревякин (его программа «Сумерки Империи» ныне запрещена в России, но переехала в Ригу, вещает оттуда), и подле него стоит Виктор Лямкин, публицист, которого объявили иноагентом; какой цинизм, не правда ли? О времена! Кстати, здесь одна из руководителей «Эмнести Интернешнл», та седая дама с бриллиантом на пальце, а рядом с ней Соня Куркулис – девушка едва с поезда, она приехала только что из Европы, и она тоже активист «Эмнести Интернешнл». Вента карбонариев в Италии, пребывавшей под гнетом австрийцев, не выглядела столь живописно.
Москва! Ты умираешь, ты гниешь, ты смердишь, но сколь сладок запах полураспада!
Оксфордские гости смешались с толпой, закружившей их по анфиладе комнат.
– Я не понимаю, как можно не осознавать, что возмездие неотвратимо, – сказал Виктор Лямкин, публицист. – Как можно спокойно спать, есть, водить детей в школу, бухать на корпоративах? Что с людьми произошло?
Гостей (общество собралось изысканное) покоробило простонародное «бухать», но, в конце концов, публицист описывал психологию плебеев – именно тех служащих, менеджеров среднего звена, которые как раз «бухают» на «корпоративах» (словом «корпоратив» назывались офисные праздники). Теперь фирмы закрывались одна за другой, а их владельцы уезжали кто куда. Оставшийся офисный планктон продолжал «бухать» (как режет ухо это слово), но напитки у менеджеров становились все более скверными, а эстрадных певцов на застолья звать перестали.
– И культуру уже не спонсируют? – вполголоса спросил Олег Кекоев у своего собеседника Фокина. И надежда всплеснула плавниками в темных озерах его горестных глаз.
– Да, что с ними всеми произошло? – громко спросил Вилен Фокин, новеллист, показывая за окно.
Там, за окнами особняка на Пречистинке, сияли бессердечные золотые купола храма Христа Спасителя и высилась твердыня Кремля, этого ужасного творения одураченного итальянца Фиорованти. А ведь было время, когда мы слепо доверяли этой крепостной православной вере! Верите ли, некоторые из нас даже ходили в церковь… Молились! Крестились! «Я даже на исповедь ходила!» – воскликнула с горечью Инесса Терминзабухова, и Амалия Хорькова обняла за плечи страдающую подругу. Чему поклонялись? Произволу православному? Хотя были сомнения, были! Некоторые давно понимали! А теперь – что остается нам делать теперь, когда воинственные попы, заодно с диктатором, гонят покорный народ в мясорубку войны?
– Вы слышали, нет, вы слышали, как патриарх сулил убитым солдатам рай?! Какой цинизм! – Амалия Хорькова погрозила отсутствующему патриарху кулаком. – У-у-у, прихвостень! Он обязан был сказать, что рая нет, старый лгун!
И те, кто стоял подле Амалии Хорьковой, оценили справедливость упрека. Достаточно взглянуть в окно: кровавый кирпич стен, вульгарные золотые купола – что это? Нет, не свечи, поставленные Богу, но шлемы жестоких опричников! Россия, зачем ты явилась на свет? Чтобы обмануть цивилизованный мир?