Сторож брата. Том 2 - стр. 40
– По-вашему, русские не способны на такое? Вы националист?
– Какой любопытный инстинкт у этих солдат, – задумчиво отметила Жанна Рамбуйе. – Насиловать собак. Сколько силы надо иметь. А каких именно собак насиловали?
– Вам что, порода интересна? – спросил анархист. – Болонок буржуазных!
– Болонок? – Жанна Рамбуйе, Сибирская королева, разочарованно вздохнула. – Борзые намного привлекательнее. – Сама она была изящна и стремительна, как борзая. – Надеюсь, хотя бы не бульдогов. Успокойте меня.
И добавила фразу, изумившую попутчиков:
– Судя по всему, срывается поездка на Мальдивы. Мы с Грегори Фишманом собирались после вернисажа на Мальдивы. Лететь должны с прекрасной парой меценатов. Милейшие люди, Полкановы. А теперь, по слухам, Полкановы уехали из Москвы в Лондон. Все меняется.
Никто не ответил Жанне. Не до культурных мероприятий. Резня в Буче, изнасилованные собаки, унитазы украли – какие тут меценаты?
Поезд двигался вяло, чуть тронулся, и опять остановка, часы тянулись – чтобы проехать десять километров, требовался день; остановили состав сразу перед Москвой, в Вязьме.
Опять военные; лязгают двери, хрипят голоса.
В вагон вошел одноглазый человек в полковничьих погонах. Глаза не было вовсе, никакого, даже стеклянного глаза не было, даже черной повязки через глаз не было. Пустую правую глазницу человек не старался скрыть: на лице его была яма. Показал удостоверение. Полковник танковых войск Оврагов.
– Что ж вы без танка, полковник? – спросила Жанна Рамбуйе, изучая яму в лице военного. Полковник был широкоплеч и прям, свое уродство не прятал. Жанна продолжала размышлять о собаках, и образ одноглазого полковника волновал ее.
– Потерпите, – ответил ей полковник Оврагов. – Не все сразу.
– Значит, будут танки?
– Если очень попросят.
– Мы чем можем помочь? – спросил корректный англичанин.
– Информацией, – сказал одноглазый полковник. – Документы посмотрю.
Его ординарец, невзрачный субъект, собрал у гостей города документы; сличал лица с фотографиями; дошел до паспорта Марка Рихтера, всмотрелся, вчитался в имя и крикнул горестно:
– Так вот ты какой, сволочь!
– Что с вами? – спросил Рихтер.
Полковник Оврагов удержал подчиненного взглядом. Такой силой обладал взгляд одинокого глаза, что Паша Пешков стих и привычно съежился. Попав в армию, Паша не изменился: минуты неистовства чередовались с часами тихой трусости.
– Жену он у меня увел, – голос Паши Пешкова дрогнул. – Разрешите доложить, отбил у меня жену иностранец.
Глаз полковника Оврагова задержался на профессоре Рихтере, потом опять поглядел на Пашу Пешкова.
– Врешь, – сказал полковник. – Нет у тебя жены. – Затем отдал Рихтеру честь.
– Вы ученый, господин Рихтер?
– Теперь я никто, – честно ответил Марк Рихтер, – совсем никто.
– Добро пожаловать в столицу нашей Родины. Через час будете на Белорусском.
– А на фронте как обстоят дела? – спросила Жанна Рамбуйе, завороженно изучая полковника. Оврагов был пугающе красив, как может быть красив пожар.
Гвидо Пировалли, склонный к романтическому восприятию действительности, сравнивал облик полковника с ликом войны.
– Вы просто нордический бог Один, – сказал профессор Пировалли.
– Не преувеличивайте, – сказал полковник.
Соня Куркулис подумала о циклопе Полифеме.
– Вы – персонаж греческой мифологии, – сказала Соня Куркулис, обращаясь к военному. – Такие, как вы, стояли на пути Одиссея.