Сторож брата. Том 2 - стр. 41

Лицо полковника Оврагова украсило бы любой плакат тридцатых годов прошлого века: каменные скулы, прямой нос, подбородок – скалой. Только одного глаза нет.

– Почему вы не на фронте? – любопытствовала Жанна. Одноглазый мужчина тревожил воображение.

– Опытных людей там хватает.

– Но таких, как вы, наверное, нигде нет. Вы очень жестокий? – Голос Жанны вибрировал на низких нотах. – А у нас были приключения, полковник. Нас чуть не изнасиловали. Как тех собак.

– Каких собак?

– Доверчивых, неопытных болонок. Но послушайте… – Жанна описала сцену с цыганами, рассказала про лимонно-рейтузного комиссара и про забытого ребенка.

– Мне, полковник, цыган жалко.

– Обычное дело, – сказал одноглазый. – Погонят на фронт, дыры в обороне заткнут. За ребенка спасибо. Девочку заберут в детский дом. Распоряжусь.

– Какой вы спокойный. Такие, как вы, собак не насилуют?

– Времени нет, – успокоил даму Оврагов. – Отдыхайте, уважаемые гости.

– Мы как раз собираемся отдохнуть. Устраиваем праздник вечером. Не желаете присоединиться, полковник? На мое общество время найдется? Буду ждать.

Поезд «Париж – Москва» прибыл по месту назначения, на Белорусский вокзал – в то самое время, когда мыслящие люди столицы ринулись прочь из города.

Первыми уехали самые сметливые, обладавшие связями за границей. Следом спешили те, кто жаждал походить на сметливых, и в этом желании явил расторопность. А за ними ломанулись простофили: аэропорты вспухли от граждан, покидающих отечество. Вокзалы, напротив того, опустели: поезда в Европу отменили. Впрочем, и полеты на Запад отменили быстро. Оставались считаные дни летной погоды – граждане покупали билеты на рейсы в Израиль, Берлин, Ригу или Нью-Йорк, не вдумываясь, где будет лучше: главное, чтобы приняли.

Европейская делегация растерялась, и это еще мягко сказано. Как же это? Приехали в гости – а дом пуст? Куда они все? Ведь стремились приехать именно в общество избранных интеллектуалов!

Бывает же такое: отправишься в гости, а хозяева как раз ушли прочь. Зачем же ехали, спрашивается, если хозяев дома нет? Москва пустела на глазах: еще вчера столичные обитатели куролесили, предавались привычному московскому словесному блуду, язвили правительство и заказывали изысканную пищу в ресторане «Третий Рим» – и вот рассыпался праздник, опустел пейзаж. Так вода океана внезапно уходит во время отлива за горизонт, остаются только рифы и водоросли. Рифы и водоросли – то есть гастарбайтеры-таджики, какие-то вовсе неуважаемые интеллектуальным обществом квасные патриоты да никчемные пенсионеры – эти остались на местах, а цвет нации, избранные персоны, что своим дерзновенным дискурсом создавали московскую атмосферу – они превратились в едва различимые точки улетающих самолетов. «Прощай, немытая Россия!» – воскликнул поэт в ту пору, когда страна и впрямь была грязновата. А сейчас страну отмыли, почистили – однако мыслящие люди и с мытой Россией распрощались.

Оксфордские гости ступили на московский перрон, повели глазами. Вокзал как вокзал, весьма ухоженный, чище, чем парижский, зал аккуратно выметен – мытая стала Россия, Лермонтову придраться не к чему. Но ожидаемой радости приезжие не испытали. Война не успела исказить черты города, однако пространство гудело, как сирена. Европейцы, увидевшие город впервые, молчали, панорама не впечатлила. Обмена мнениями, обязательного для гостей, не случилось.