Сторож брата. Том 1 - стр. 59

Но Россия по своему местоположению приговорена быть империей.

Ибо что такое «империя», как не скрепление Запада с Востоком? Тем и отличается империя от монархии, что это не только завоевания территорий, но такие завоевания, которые сливают Восток и Запад в единый организм. Империя перемешивает географические понятия воедино, устраняет природную дилемму «Запад или Восток» и тем самым устраняет дихотомию мироздания. Империя – это трансформатор напряжения полюсов мира; мудрость Востока переходит в энергию Запада.

Империя – это горизонтальная Вавилонская башня, смешавшая в себе народы. Нет больше Востока и Запада. В этом состояла идея Римской империи, развернувшейся от Африки до Британии; в этом состояла концепция империи Чингисхана, в коей из Каракорума управляли землями от Китая до Венгрии; в этом и был замысел Александра, которому Аристотель внушил миссию «гегемона» и который фактически стал наследником Ксеркса, объединив в себе образ грека и перса. Так называемые «евразийцы» стращали западников и либералов будто бы существующим «культурным проектом Евразии», мифической «серединной землей»; и содрогались либералы, заслышав грозное слово «Евразия» – слово это пугало тем более, что никакой внятной социальной идеи не содержало. Какая же социальная идея могла бы объединить казахские степи и балтийские дюны? Нет такой идеи. Никакой общей культуры, обычаев и привычек у народов общей земли не было. Нет никакой «серединной земли», да и «культуры Евразии» никакой тоже нет. Империя попросту не нуждается в дополнительной миссии кроме основной: организм мира требуется упростить. Замените эту примитивную концепцию идеей равенства, вселенской религией, и такая мысль будет благороднее; но приживется ли она? Потребность в империи возникла не в Евразии, но во всем мире, как только уничтожили социализм. В самом деле: если повсеместно победил капитал, почему бы не оформить весь мир как единую экономическую систему? Удобнее вести учет доходов в одной книге, не так ли? Сначала застенчиво называли империалистическую идею «глобализмом», потом «зоной интересов», но суть была одна – создать пространство безальтернативной воли. Неожиданно оказалось, что идея империализма нуждается в титульной нации. Вот уже и Турция возмечтала об оттоманской славе; вот и Польша заговорила о грандиозном плане – требуется Польше развиваться «от моря до моря»: о, где ты, великая Речь Посполитая? Украина, степная страна диких всадников, заговорила о своем первенстве в славянских землях, и лозунг «Усе будет Украйна» волновал сознание украинских патриотов. Как все может стать Украиной, не вполне понятно; но это ведь говорится символически. Украина займет место России – вот идея! Никакой социальной мысли здесь не было, никакой осознанной концепции устройства общества не предполагалось; но потребность оттеснить, отменить Российскую «серединную землю» и занять ее место – чем? чем-то новым, лучшим, достойным того, чтобы это место занять! – эта потребность приводила умы в экстатическое состояние. Никто не произносит слов «Оттоманская империя» и «Британская империя»; события выстраиваются сами собой. И вот уже президент Турции осознает свое историческое величие: это он, новый Мехмет Второй, скрепляет своей волей Восток и Запад. Вот уже клоунада британского премьера приобретает характер мессианский – ему, румяному, суждено сокрушить Россию и напомнить миру о Британском содружестве.