Сторож брата. Том 1 - стр. 35
– Мне-то что? Пусть будет. Или не будет. Мне до лампочки.
– Вам безразлично, будет ли Украина свободной?
– Совершенно безразлично.
Склонная доводить все и всегда до конца, никогда не идти на компромиссы (благодаря этим качествам она и составила себе репутацию борца), Диана Фишман, тщательно взвешивая слова и отчетливо выговаривая звуки плохо знакомого языка, проговорила:
– Существуют вещи непростительные. К подобным вещам я отношу поддержку агрессора, отрицание Холокоста, угнетение малых народов.
Пашу Пешкова прежде не допускали до бесед с иностранцами и вообще демонстрировали общественности редко. Он впервые сидел за столом с представителями крупного капитала. Возбужденный непривычным вниманием к своей персоне, утратил контроль над эмоциями.
– Да что ж это нам все подряд советуют? Это делай, то не делай! Слетелись в Россию, как будто вас кто звал! Добро народное делить приехали.
– Павел, – тихо и твердо сказала Наталия. Но компаньон сползал в темную бездну патриотизма.
– Россия вас и не приглашала. На богатое приданое съехались? Не про вас!
Наталия почувствовала, что еще минута – да что там минута! еще миг – и приобретенное знакомство рассыплется в прах; больше ей Фишмана не увидеть.
– Итак, Роман Кириллович арестован? – лицо ее сделалось суровым. – К тому все шло. Еще вчера Марк Рихтер рассказывал мне о своей семье. Это героические люди. Многие прошли лагеря. Но теперь те времена вернулись.
Наталия Мамонова не удостоила компаньона даже словом; адресовала упрек верной Софи:
– Мне кажется, дорогая Софи, мы сегодня пригласили в гости не того, кого следует.
Софи поняла, поморщилась, кивнула. Подруги слишком хорошо знали друг друга, чтобы нуждаться в обсуждении плана – планы возникали и осуществлялись мгновенно.
Надлежало пожертвовать Пашей Пешковым сразу, не задумываясь; Наталия часто принимала спонтанные решения, в неловких ситуациях соображала стремительно, маневрировала блестяще. Передала инициативу Софи, подруга пришла на выручку:
– Паша, – сказала она, вставая и протягивая ошеломленному Пешкову руку, – позвольте, я вас провожу.
Будь Паша Пешков иным человеком, обладай чуть большими правами в этом доме, вноси он лепту в бюджет, купи он хоть раз отбивную котлету к обеду, словом, будь у него хоть малая возможность к сопротивлению, он бы за свои права постоял. Он бы сказал громко, тем тоном, каким обычно обличал олигархов: «Да что вы себе позволяете в моем доме?» Но это был отнюдь не его дом. Под испепеляющим взглядом правозащитников компаньон почувствовал, что лично у него никаких прав в этом доме нет вообще. И никакой митинг сопротивления невозможен.
Рано или поздно это должно было случиться. Три года длилось санаторное счастье и давали вареную курицу по субботам. Везение кончилось внезапно, но ведь беда всегда приходит внезапно. Паша покорно вышел вслед за Софи в коридор, откуда некоторое время слышался неразборчивый шепот, затем Паша робко заглянул в комнату, чтобы прихватить пачку сигарет и свитер, а потом лязгнул замок входной двери.
– Мне казалось, – заметил Грегори Фишман, внимательный к мелочам, – этот странный молодой человек живет здесь.
Наталия Мамонова слегка подняла бровь, как всегда делала в случаях, когда ее подозревали в очевидно нелепом, не свойственном ей поступке.