Сто и одна ночь - стр. 56

Я не отвечаю.

Иду в коридор, одеваюсь, прихватываю с тумбочки перчатки.

Не оглядываюсь — вдруг Граф смотрит мне вслед.

Выскакиваю из теплой уютной клетки в ледяной океан осенней улицы.

В этой бесчувственной ночи я кажусь себе маленькой девочкой — Красной Шапочкой в огромном лесу. Я не испытывала такой неуверенности, шаткости, смятения с тех пор, как была ребенком. Эмоции постоянно бурлили во мне, но я всегда могла их обуздать. А теперь будто стала беспомощной. Сегодня, чтобы уйти от Графа, мне пришлось переступить через себя. Смогу ли сделать это в следующий раз? Захочу ли?

Граф — хищник. Игрок. Эти поцелуи в шею, эти «не уходи» — его будни. Наверняка я интересна ему только потому, что еще способна уйти. Ну и, конечно, из-за моей истории. Она главная причина, почему мне нельзя сближаться с Графом. Когда я закончу, мы с Графом окажемся по разные стороны баррикад. И дай Бог, чтобы в наших руках не оказалось револьверов.

Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.

Да, история.

Я всегда должна помнить об этом.

— Эй, Шахерезада!

Я оборачиваюсь — и губы против моей воли расплываются в улыбке. Глупая, глупая женщина…

— Я провожу вас. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… — он усмехается, — воодушевленным. Но, возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.

— Твоя история.

Граф недоуменно приподнимает бровь.

— Моя?

— Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты». Надо говорить «твоя история», — поясняю я.

— Точно! — Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.

Затем сгибает руку в локте — предлагает мне взяться за него. Я с удовольствием принимаю предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что Граф снова со мной, но сегодня я уже устала с собой бороться.

— Итак, преступление, — начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.

Я влюблена в осень.

И, кажется, я влюблена в Графа.

— В следующую пятницу кое-что изменилось.

Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятничных вечеров Глеб вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме и в то же время не концентрируясь на них. Прошел в спальню в ботинках, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну

Когда все так шатко, зыбко, любое изменение привычных вещей кажется катастрофой. Вечер пятницы — время, когда Ксения рядом. А теперь тишина квартиры казалась враждебной, будто плохое предзнаменование. Глеб не мог понять, что он чувствует.

— Обреченность, — едва слышно, словно сам себе, произносит Граф, глядя перед собой.

Я останавливаюсь. Он не сразу поворачивается. А когда делает это, меня удивляет твердость его взгляда. Словно я в чем-то перед ним виновата.

— О чем вы, Граф?

— Обреченность — вот что чувствовал Глеб.

Я задумываюсь.

— Да… это верное слово. Завидую вам. Так важно уметь правильно подбирать слова.

— Это умение вовсе не гарантирует, что тебя поймут. Так что там дальше, Крис? Ксения вернулась?

— Всему свое время, Граф.

Я крепче сжимаю его локоть, и мы дальше бредем по спящей улице. Сквозь черные тени, по островкам фонарного света. Некоторое время в тишине раздается лишь звук наших шагов.