Размер шрифта
-
+

Сто и одна ночь - стр. 14

— Думаю, да. Сказала, что уезжает, но я ее в центре видел. Даже не расстроился, что соврала, сам виноват. Наверное, у вас, женщин, такая «забывчивость» считается серьезным промахом.

Помолчали.

— А она ничего такая. Красивая.

— Ага.

— Не боишься с ней — в первый-то раз?

— Тогда не боялся. Когда узнал, я уже был в таком состоянии, что не до страха, одни гормоны. А теперь… Даже не знаю.

— Хочешь, научу? В благодарность, что не подстрелил мышь, и мне не пришлось ее готовить? — Ксения улыбнулась, и Глебу стало теплее, словно еще бокал в себя опрокинул.

— Чему меня может научить женщина, не переносящая прикосновений? — случайно вырвалось — это все вино. И ее присутствие. Не хотел обидеть.

— Я не всегда такой была — неприкосновенной, — Ксения все еще улыбалась, но теперь только губами, улыбка в глазах растаяла. — Так тебя научить?

— Валяй, — нарочито развязно согласился Глеб.

— Что вы делаете! — я вскакиваю со стула, нервно растирая шею там, где только что лежала ладонь Графа.

— Еще одна ниточка с твоей жизнью? Непереносимость прикосновений? — Граф ходит полукругом, то приближаясь ко мне, то удаляясь.

Я чувствую себя кошкой, готовой к прыжку. Еще шаг ко мне — и я выскочу из кухни. Усилием воли заставляю себя убрать руку от шеи.

— Кто бы мог подумать, что моя Шахерезада недотрога.

«Кто бы мог подумать, что я Шахерезада!» — возмущаюсь, но язык держу за зубами — не без труда.

— Это что, заболевание? Или ты тоже не всегда была такой? — спрашивает Граф с любопытством ребенка, протыкающего лягушку соломинкой.

Была бы благоразумной — бросила бы наживку. Но сейчас я лишь очень зла.

— Это не имеет отношения к истории!

— История не увлекла меня. В отличие от вас.

— Напишите обо мне книгу? — ядовито интересуюсь я.

— Вряд ли вы интересны настолько.

В ответ я рычу — где-то в глубине себя.

Снова ловлю себя на том, что растираю шею. Хмурюсь. Обхожу Графа по наибольшему радиусу и сажусь на стул. Пора возвращаться к моей истории.

Только пару слов напоследок…

— Конечно, моя личность не настолько интересна, как ваша. Я же не притворяюсь другим человеком, чтобы рассказать всему миру чужую тайну, предварительно вывернув ее наизнанку.

— То есть, на ваш взгляд, притворяться другим человеком, чтобы украсть, — это нечто совсем иное? — будто из любопытства интересуется Граф, но я чувствую раздражение в его голосе.

Ему не нравится намек на книги, которые он пишет именно таким образом: меняет внешность и имя, втирается в доверие, увлекает, соблазняет, добирается до самых потаенных уголков души, а потом — в подробностях, с иронией, без моральных ограничений и мук совести — выплескивает все на бумагу.

Я использую паузу, чтобы отойти подальше от этой рискованной темы — и вернуться к другой, впрочем, не менее рискованной.

«Соблазни ее. Даже если вы стоите друг перед другом без одежды, у тебя все еще есть на это время. Любая женщина хочет быть соблазненной».

Глеб мчался по тропинке вдоль реки, едва различая в поздних сумерках повороты, перекаты и неровности. Туман карабкался по крутым склонам, цеплялся за выступы обрыва и выползал на берег. Свежий, влажный воздух разрывал легкие.

Ксения говорила то, что он чувствовал, но не мог выразить. Глеб хотел именно этого — соблазнить. Не только насладиться телом Ланы — стройным, гибким, влекущим, — но и пленить ее душу.

Страница 14