Стажерка в наказание, или Академия Безликих - стр. 20
Жуткое, надо признать, зрелище. Склеп в главном коридоре дома.
— Варенька, все хорошо?
Никогда раньше не слышал столько заботы в голосе Аверардуса. Академия загибалась, но он и пальцем не пошевелил, чтобы что-то исправить. Давно пустил все на самотек и просто отрабатывал последние годы до пенсии, не переусердствуя.
— Ты прости меня, что отдал тебя этому дрянному магистру.
— Дрянному?
Обсуждая меня с другими преподавателями, Аверардус позволял себе менее оскорбительные высказывания. А тут не пытался даже понизить голос, зная, что тот самый дрянной магистр стоит за его спиной.
— Если бы я знал, чем обернется эта экскурсия… Ребята с курса сказали, вы много спорили.
— Возможно, — не стал отрицать я. — Но это исключительно моя вина. Я, скажем так, была предвзята к безликим. А магистр Рейнфрид спас меня, рискуя собственным здоровьем и жизнью.
— Весьма удивительно, — хмыкнул он, покосившись на мое тело, в глазах которого взрывалось возмущение.
— Ты мне не веришь?
— Что ты, Варенька! Верю! — Профессор раскрыл свои объятия, чтобы снова потискать меня, но я ловко проскочил через несколько ступенек.
— Вы хотели разогреть для меня ужин, папенька. — Прозвучало так, будто я с ним заигрываю. Аж не по себе стало. — Я так голодна, что зарубала бы целого кабанчика.
— Кабанчика, — задумчиво покивал он, с пыхтением разворачиваясь. — А вы, магистр, будьте здесь и помните, что в гостях.
Запрыгнувшая на перила кошка с важным видом посмотрела на меня, сверкая своими глазищами. Она явно чуяла подвох. Насквозь меня видела. И была готова вспороть когтями, чтобы вынуть чужую душу.
Аверардус ушел, а мое тело уперло руки в бока, потребовав ответа:
— Что еще за исключительно моя вина?! Я к безликим не предвзята. Я реально смотрю на вещи.
— Пойду догоню папуса, скажу ему, что во всем виноват магистр. Пусть он отправит его под суд, и мы уже никогда не вернем себе свои тела. Ты этого хочешь?
Насупилась. Уяснила, что профессору лучше не злиться на меня, а то укатит его доченька в ссылку.
— Перестань называть моего отца папусей, папулей, папенькой, папусом, — зафырчала она. — Папа. И никаких мимимишностей. Я же не принцесса, витающая в облачках.
Я глянул на подол платья и усмехнулся:
— Но ты не прочь розового цвета.
— Чтоб ты знал, розовый — символ доброты, силы, открыленности и любви…
— Ага, к самой себе. Давай показывай мне, где твоя комната.
— Но папа запретил мне бродить по дому.
— Я разрешаю. А я тут тоже хозяи-йка! — Я развернулся, задрал платье повыше и продолжил подъем. — Ты идешь? Или мне самому купать твое красивое и умное тельце в нежной, пышной пенке?
— Рискни! — пригрозила она моим грубым басом, каким я порой рявкал на шпану.
— И что ты мне сделаешь? — не удержался от смеха я.
— Я… Я… — растерялась златородная, перебирая моими мощными ногами по ступенькам. — Я перед всей академией поставлю под сомнение то, что ты мужик! Да, совершу каминг-аут от твоего лица. Знаешь, что это такое?
— Знаю-знаю, — ни на секунду не замешкался я. Зря она губу раскатала, что я испугаюсь. Меня трудно взять на понт, а на угрозы я не ведусь. — Чудный шанс быть своим среди девочек.
Златородная закатила глаза и, обойдя меня, уверенно двинулась по коридору.
— Привыкаешь к моему телу, — заметил я. — Правда же, оно крутое?
— Мешок с картошкой, — проворчало мое крутое тело, толкнув дверь комнаты.