Старая кость. Весна - стр. 2
Лёля любила животных, по умолчанию считая их лучше людей. Но бездомных любила особенно, находя в них что-то слишком близкое и понятное.
Девочка медленно подошла к коту и опустилась на землю с ним рядом, стараясь не напугать. Протянула руку. Кот понюхал ладонь и уставился на девочку круглыми желтыми глазами. Немая сцена затягивалась, и тут Лёле показалось, что она видела именно этого кота в окне их соседки, как раз такого огромного, рыжего, гревшего на солнце бока. Соседку она не знала и никогда лично не видела, хоть они и жили дверь в дверь. Но замечала тень её силуэта в окнах так же, как и её котов. Похоже, она была эталонной старой затворницей из баек про сорок кошек, возможно невменяемой и сумасшедшей. Но как бы то ни было, коту требовалось помочь.
– Давай вернем тебя домой.
Лёля взяла толстяка на руки, тяжелого, мягкого и очень теплого. Прижала его к себе, впитывая живое тепло, представляя, что это её собственный кот. Чувство было очень приятным, и ей хотелось бы простоять так до темноты, просто вобнимку с котом. Но Лёля поднялась на ноги и отправилась в знакомый подъезд. Главное не попасться на глаза ни матери, ни её нетрезвым приятелям.
Перед дверью девочка снова замешкалась. Ей стало казаться, что, как только соседка увидит кота в чужих руках, она устроит скандал, обвинит её в краже, и тогда придётся объясняться перед пьяной матерью. Возможно уворачиваться от затрещин. Она перевела дух, стараясь отогнать эти мысли, и всё-таки позвонила в звонок.
Дверь распахнулась как будто ещё до того, как Лёля отняла палец от кнопки. Кот заёрзал у неё на руках, вывернулся, спрыгнул и тут же скрылся в квартире. Лёля уже открыла рот для заготовленного "здрасьте", но за дверью никого не было, только темнота, шорохи… и сносящий с ног аромат горячих блинов. Голодный желудок сжался и отчаянно заурчал, так громко, что его могли бы услышать с самого верхнего этажа. И точно услышали в глубине открытой квартиры.
– Ну что ты стоишь, улицу греешь, давай заходи! – донесся из темноты командный старческий голос.
Прежде чем Лёля успела сообразить, ноги уже внесли её в квартиру. Дверь захлопнулась сама собой, а мимо девочки юркнули две серые тени, мазнув её голые щиколотки шерстяными боками.
Как только дверь закрылась, стало понятно, что темнота в квартире скорее была полумраком. В глубине виднелся желтый электрический отблеск, и поскольку аромат блинов исходил оттуда же, Лёля пошла на свет.
Коридор был плотно заставлен коробками и стеллажами, с полок выпирали и свешивались, цепляясь за одежду, пучки засушенных трав, углы книг, какие-то посудины и вовсе не опознаваемые в тусклом свете предметы. Отовсюду слышались шорохи, будто за стеллажами пряталось целое семейство мышей. Девочка так сосредоточилась на том, чтобы пройти осторожно и ничего не задеть, что не заметила, как добралась до входа на кухню. Лицо обдало жаром плиты и шипящей сковородки, запах ванили и блинного теста окружил Лёлю и немедленно впитался ей в волосы. А следом она заметила хозяйку квартиры.
Невысокая и очень худая старушка в длинном оранжевом балахоне из тех, что продают в индийских лавках. Подпоясанная сразу несколькими цветными ремнями и фартуком поверх, она суетилась на свободном пятачке кухни, ловко перекидывая свежеиспеченные блины в высокую стопку и заливая в сковороду новую порцию теста. Лёля завороженно смотрела, как старушка раскатывает его тонким слоем, переворачивает, как блин покрывается кружевной сеткой румянца и отправляется к таким же горячим собратьям.