Становясь легендой - стр. 24
Дверь позади царевича тихо распахнулась, но Вольга даже не обернулся, он продолжил изучать странное явление природы. Его горячие ступни растопили снег сквозь подошвы туфель, золотая ткань которых утопала в грязи, но царевич не обращал на это никакого внимания.
– Первый снег, – произнес некто над самым его ухом. Вольга узнал голос крылатого оборванца.
Рэмола слегка пошатывало, но он держался на ногах, балансируя крыльями. Расправив их в стороны, ангел сладко потянулся и шумно вдохнул холодный воздух. На его лице, – совсем юном, как теперь показалось Вольге, – расплылась блаженная улыбка.
– Я пью уже лет сто, и с каждым разом опьянеть становится сложнее… – пожаловался крылатый. Царевич отметил, что под хмельком на языке стихий он лучше говорит. – Но, к счастью, слевиты, желающие меня перепить, еще не перевелись на этом свете! Хах, что за упрямый народ… – блудный ангел тряхнул красной гривой, беззвучно засмеявшись.
Вольга не ответил, он вернулся к созерцанию парящего в воздухе снега. Что ж, хоть что-то в этой убогой стране оправдало его ожидания. Снег был прекрасен.
Некоторое время они вдвоем с ангелом молча наблюдали за кружащимися белыми хлопьями. Покой и глубокая тишина, стоявшая вокруг, успокаивали, а холод бодрил после духоты.
– Твоя душа… – вдруг проговорил ангел. Что-то новое в его голосе заставило Вольгу обернуться.
Странный крылатый не сводил с него широко раскрытых глаз, из зрачков которых начал литься яркий свет.
– Ты глубоко несчастен, – продолжил ангел, и его голос дрогнул, словно от жалости, а брови взлетели вверх. – Так несчастен!… О, я знаю это чувство, оно знакомо мне!…
Нахмурившись, царевич на шаг отступил от пьяного небесного, чей взгляд становился все безумнее.
– Отойди от меня! – проговорил Вольга. По его волосам пробежал фиолетовый блик – короткий признак испуга. Однако их быстро сменили красные отблески, а вены на руках царевича вздулись. Он мог защитить себя от этого нелепого пернатого.
– Я не причиню тебе вреда, царевич Вольга! – ангел весело улыбнулся, заметив, что царевич готов собрать в руках огонь, и миролюбиво поднял ладони. – Но я вижу, что ты мучаешься! Я еще могу видеть это в некоторых душах… так странно. Давно уже забытое чувство.
Царевич не двинулся с места, он внимательно следил за ангелом.
– Ты страшно одинок, – сказал тот снова, смотря на Вольгу во все глаза. Так лекарь может смотреть на больного ребенка, которого мог бы вылечить. – Ты никогда не чувствовал свободы, тебя с рождения гоняли, словно дрессированного зверя…
От этих слов Вольга невольно вздрогнул.
Все детство он провел в тяжелой учебе и бесконечных тренировках: Златомир внимательно следил за тем, чтобы из его сына вырос достойный наследник. Друзей у царевича не было, разве что ручной ягуар, – ни на кого больше отец не оставлял ему времени. Пока Вольга не стал охотиться с другими совершеннолетними огнями, он не разговаривал ни с кем, кроме своих старых учителей, которые готовы были изводить его до потери сознания в угоду Златомиру. Искалеченное детство и юность – одна из самых страшных обид, в которые Вольга никогда никого не посвящал. Он знал, что эта жертва была необходима.
Откуда небесный выведал такие вещи?
– Ты никогда не знал искренней любви… – продолжил ангел, внимательно смотря на царевича светящимися глазами. – Даже мне она перепала, а ведь я меньше всех ее достоин!…