Становясь легендой - стр. 26
– Да, конечно… – кивнул Ванд. Позволив слуге стянуть пальто со своих плеч, он передал ему трость и шляпу.
Посетители украдкой наблюдали за Купом. Наконец, широкие поля шляпы открыли вытянутое лицо с широким подбородком и такими правильными чертами, как будто их вычерчивали по линейке в художественном классе по анатомии. Настроение в кофейне тут же преобразилось: посетители вернулись к своим занятиям, распахнутая дверь была забыта, магические лампы вновь светили тепло и ярко, а Ванд растворился в толпе этих милых людей, отдыхающих после тяжелого дня. Он ведь тоже был человеком.
В Лиазгане теперь было неспокойно: всю страну всполошили восстания нелюдей. Поначалу, как это обычно бывает, все думали, что не сегодня, завтра яркоглазые успокоятся. Но этого все не случалось и не случалось: беспорядки вспыхивали даже там, где их меньше всего ждали, а власти почему-то не могли ничего сделать. Вскоре яркоглазые появились даже в столице. За несколько месяцев они неведомо каким образом заняли несколько улиц поближе к лесам и, кажется, не собирались останавливаться на этом.
Подкрепление стремилось к леннайям чуть ли не из каждого квартирного дома. На каждой стене города сами собой, как цветы по весне, появлялись листовки: «Вступай в ряды освободителей!», «Вернем земли наших предков!», «Покончим с позорным рабством!» и прочее в том же духе. Власти, как ни старались, – а старались они изо всех сил, если верить газетам, – ничего не могли с этим сделать. Не утихали ежедневные перестрелки, но пока, к счастью, обходилось без серьезных жертв.
«Странные, странные времена! Нелюди годами работали бок о бок с людьми, пахали одни поля, ели один хлеб… И тут случилось нечто – болезнь, чума, бешенство? Как по команде все заговорили об угнетении, о беспощадности человеческой расы!… Заговорили те, кого мы вытащили из лесов, дали образование, науки… О, дикое племя!» – подобное говорили все и всюду, от вершителей в домах правительства до рыночных торговок. Проблему обсуждали на каждом углу, писали во всех газетах, кричали со всех сторон, но ничего, совсем ничего не менялось. Нелюди все так же расклеивали повсюду свои страшные зеленые листовки, все так же безрезультатно стреляли ружья стражников, а люди по-прежнему боялись подолгу оставаться на улице.
Жизнь в столице стала страшной, люди бежали из мест, в которых родились. Страшно было даже не попасть в перестрелку или в заложники: такое обычно ничем опасным не заканчивалось. Страшно было случайно встретить своего яркоглазого соседа. Теперь нельзя было знать наверняка, не взбесился ли тот, кто еще вчера угощал твоего ребенка садовыми яблоками.
Вот почему закутанная в плащ фигура Ванда так всполошила слугу и посетителей: они испугались, что вошедший может быть нелюдем. Им было неважно, мирный это нелюдь или повстанец, так или иначе вечер в кофейне был бы безнадежно испорчен.
Господину Ванду не было дела до тех переживаний, которые он доставил. Он уже нашел, кого искал, и приближался к его столику.
Тот из посетителей, к кому направился Ванд, выглядел, как весьма состоятельный человек. Его выделяли среди прочих блестящая серебряная цепь карманных часов, трость с серебряной рукоятью и отстраненный от мира сего благородный взгляд серебристых глаз.