Станешь моей? - стр. 21
— Всё, что я делаю, Дам, исключительно в интересах шоу, — поднимает он за изящную ножку бокал. — Твоё здоровье, брат.
— Тогда, думаю, сегодня, исключительно в интересах шоу, конечно, — откидываюсь я к спинке старинного кресла и складываю ноги на белоснежную скатерть, — можно устроить выходной. Праздничный ужин в честь того, что всё обошлось, девушка жива. И пусть сегодня никто не выбывает. Как тебе такой план?
Он цедит сквозь зубы своё вино, смакуя на языке и раздумывая над моим предложением. И не хочет уступать, чисто из вредности. И знает, что если я что-то сказал, то тоже не уступлю. Он зависит от меня ничуть не меньше, чем я от него. И он прекрасно это знает, хоть и ведёт себя как хозяин.
— Мне не нравится твой интерес к этой Еве, — отрезвляет он меня, отставляя свой бокал. — На шоу тридцать девушек. Полный комплект. А твои мониторы показывают только её. Ты опять за старое, Дам? Очередной клон Вики?
— Нет, на Вики она не похожа. И всё же что-то в ней есть, — не вижу я смысла упираться, раз мой интерес для него настолько очевиден.
— Не увлекайся, Дам. У неё контракт «типа А». Ей нужны деньги. И она пойдёт до конца ради них. Ей глубоко плевать на тебя.
— Она хочет помочь брату, — допиваю я своё пиво.
— Сомневаюсь, что он у неё вообще есть.
— Тогда в этом соревновании лицемерий ты всё равно победил. Чтобы наш отец выплеснул суп в лицо матери? — усмехаюсь я. — Он скорее тебя утопил бы в этой тарелке ради неё.
— Да, она была его единственная слабость. И как ты не стараешься презирать всё, что связано с отцом, ты похож на него даже больше, чем я. Ты привязываешься. Ты боготворишь женщину, хотя сейчас для тебя это и некий собирательный образ. Тени. Призраки. Единичные черты, из которых ты возрождаешь Её образ, и только благодаря этому живёшь. Единственная слабость отца — это и твоя слабость, Дам. А я просто пытаюсь тебя защитить от тебя самого.
— Ты не сможешь, — беру я серебряный нож, что лежит с правой стороны от его тарелки. Отрезаю кусок пиццы. Ну надо же, острый! — Я отработаю свои деньги и уйду.
— Куда, Адам? — усмехается он, нюхая, то есть, простите, вкушая аромат изысканного месива, что он подхватил на свою вилку. И наслаждается, почувствовав его на языке. — Сколько можно бегать от себя самого? Это твой дом. Я — твоя семья. Шоу — наше детище. Это твоя жизнь, а не просто твоя работа.
— Нет, Эван, — кручу я в пальцах нож. — Моя жизнь — не роль, что диктует мне жалкая кучка ублюдков, упираю я лезвие в кожу между большим и указательным пальцем. — А эта девушка, может быть и не похожа на Вики, но не смей больше приближаться к ней.
— Нет! — успевает крикнуть он, но скорее от отчаяния, чем у него действительно была надежда меня остановить. — Нет! Сукин ты сын, — прикрывает он лицо салфеткой, с отвращением глядя как из разреза на моей руке белоснежную скатерть заливает кровь.
— Хочешь ещё раз поговорить с ней? Прошу, — протягиваю я ему серебряный нож. И выхватив с чистой тарелки салфетку, заматываю руку. — Можешь работать сам в своём грёбанном шоу. Или разрезать себе руку.
— Чёртов придурок! — встаёт он, швыряя накрахмаленную ткань прямо на тарелку и стараясь на меня не смотреть. — Я уже сделал из-за тебя татуировку. Уже ходил в чёртовой повязке, когда тебе прооперировали колено. Но резать руку! Ты же в курсе, да, что ты больной на всю голову? — превозмогая отвращение и стараясь не смотреть на кровь, вида которой он не выносит, поворачивается Эван.