Станешь моей? - стр. 19
На цыпочках придя ко мне с утра, он был нежным. До дрожи волнующим. Хотя всего лишь убрал мои волосы со лба. Поцеловал как маленькую. Даже не поцеловал — тронул губами лоб, словно проверил температуру. Закусив губу, походил по палате, пока я следила за ним из-под прикрытых век. Но он заметил, улыбнулся, укрыл меня одеялом до самого подбородка, погладил пальцем по щеке и, не сказав ни слова, ушёл.
А сейчас это был словно четвёртый человек. У которого есть власть, деньги, слуги. И со всем этим он особо не церемонится.
«Кто ты, Адам?» — растерянно качаю я головой, разглядывая его.
И тут же поспешно опускаю глаза в тарелку, чтобы это не показалось ему подозрительным.
— Очень вкусно, — пробую я куриный бульон. И решив, что, если начну жеманничать, всё унесут и останусь до вечера голодной, просто ем.
— Я рад. Ты обедай, а я пока расскажу тебе одну историю, — отхлёбывает он шампанское и закидывает ногу на ногу.
«Однажды одному мальчику на обед тоже подали суп. Тогда ему было лет пять. И у него ещё была мама. Но мальчик капризничал и не хотел есть суп. И тогда мама села рядом, стала его ласково уговаривать и кормить из ложки.
— И кого ты хочешь из него вырастить? — строго спросил отец мальчика, который был очень недоволен поведением их обоих. — Жалкого сосунка, ждущего что ему помогут?
— О, нет, мой дорогой, как раз наоборот, — смягчает он тон, изображая женский голос. — Бессердечного тирана, умеющего властвовать, подчинять и любой ценой добиваться желаемого.
И тогда отец мальчика подошёл и выплеснул тарелку с горячим супом прямо в лицо женщине со словами:
— Тогда пусть знает, что всегда за его капризы может заплатить кто-то другой».
Он замолкает, делает ещё глоток и явно ждёт моей реакции.
— И какой урок вынес из этого мальчик? — наклонив тарелку, доедаю я.
— А какой вывод сделала бы ты?
— В зависимости от того, что было потом, — вытираю я губы салфеткой, совершенно не проникшись, хотя эта история и попахивает личным. — Если отец ушёл, а мальчику подали то, что он стал есть с удовольствием, он подумал: надо было сразу перевернуть этот суп. Если его выгнали из-за стола голодным, он решил, что капризничать надо без отца. А если ему принесли новую тарелку все того же супа, значит, жизнь — боль, а на кухне нескончаемые запасы куриного бульона.
Он смеётся так громко, что с дерева за окном срывается стая трещащих до этого о своём птиц и улетает.
— И какой ответ я ждал от девушки, которая проигнорировала шесть плакатов с надписью «купаться запрещено» и все равно залезла в море? — подливает он себе шампанское и снова садится на кровать.
— А какой вывод сделал мальчик? — пододвигаю я к себе картофельный салат.
— Что, когда он вырастет, никто не посмеет ему указывать что делать и когда. А ты неплохо разбираешься в мыслях пятилетних мальчиков.
— Просто у меня, случайно, как раз есть пятилетний брат, и мы с ним неплохо ладим. Уверена, про нескончаемые запасы супа он думает именно так, — похрустев добавленным в салат сельдереем, оставляю я тарелку, пока Адам снова смеётся.
— И ты мне определённо нравишься, Ева, — словно пробует он моё имя на вкус.
А может, мысленно добавляет цифру. Потому что, если верить интернету (а я готовилась, прежде чем приехать), я девятнадцатая Ева на проекте. Вот ни туда, ни сюда. Не тринадцатая. Не двадцатая. Неудобная, нечётная, не круглая. Не юбилейная. Дальше этой библейской аналогии ему в своём символизме не уйти. Хотя, как знать, чем больны тараканы у него в голове.