СССР: 2026 - стр. 28
В пятницу ночью мне резко поплохело, такое впечатление, что организм взбунтовался и решил взять реванш за все несколько дней относительно неплохого самочувствия. Я еле выдержал до первого укола, но и после него стало легче всего на несколько часов, большую часть дня я провёл на кровати в полубреду, периодически срываясь в туалет, и под вечер не выдержал, вколол вторую ампулу. Игра – она должна удовольствие доставлять, а не страдания, так что я особо не переживал. Даже подумал, что смерть и есть тот самый выход, который я искал.
Этого укола хватило тоже ненадолго, в рвоте и моче появилась кровь, я едва дотерпел до утра, в девять ноль-ноль снова загнал иглу в вену, на этот раз с двумя кубиками.
И как отпустило, словно из тела всё плохое вытащили, в живой воде промыли и обратно засунули. Я даже физически это не только ощутил, но и увидел, из глаз пропала желтизна, кожа порозовела, шрамы стали незаметнее. Появился аппетит, благо в холодильнике ждали своего часа яйца, молоко и колбаса. Глазунья с пятью ярко-жёлтыми желтками, три бутерброда в два пальца толщиной, полная пивная кружка, только пива в ней не было. Считай, первый раз за неделю поел с удовольствием, и тяжести в желудке не обнаружил. Ещё вчера после такого количества жиров и углеводов поджелудочная мне бы устроила концерт на пару с печенью, а тут – ничего, никаких неприятных ощущений.
Так что физический труд на свежем воздухе только в радость пошёл, даже огромная собачья какашка на газоне не испортила настроения.
– Палыч, это Анохина из четырнадцатой, её псина, – мстительно стукнула на соседку бабка со второго этажа, свесившись чуть ли не по пояс. – Сказала, что чихала она на штрафы.
– Анохина, значит, – я достал из кармана бумажный пакет, аккуратно совком забросил туда вонючую колбасину, добавил для веса обломок кирпича. – Это та, которая с доберманом по утрам гуляет? Да, видел, не убирает за собой. Четырнадцатая квартира, говоришь?
– Она, она, – закивала бабка. И пальцем ткнула в соседнее окно.
Ну раз четырнадцатая, значит, четырнадцатая. Бросил камушек в стекло. Через несколько секунд створка распахнулась, и в окно выглянула Анохина, ухоженная женщина средних лет, продавщица из местного магазина.
– Я тебе покидаю, – предупредила она. – Хулиган. На пятнадцать суток сядешь.
Вместо ответа размахнулся, швырнул пакетик точно в неё, женщина инстинктивно отклонилась, и посылка влетела в комнату. Окно тут же затворилось, но не до конца, слышны были крики, ругательства и обещание пожаловаться в местком – значит, Анохина до сюрприза добралась.
– В следующий раз собаку отравлю, – громко пообещал я, – шкуру получишь в отделении милиции. Квитанцию штрафную по почте пришлю.
Завёз тачку в дворницкую, полюбовался на странный агрегат в углу и в который раз пообещал, что как-нибудь с ним разберусь, вдруг это какой-нибудь важный игровой предмет. У выхода столкнулся с участковым, позади него маячили двое незнакомых людей, подумал было, что Анохина уж больно быстро всё организовала, и когда только успела.
– Лейтенант Гаспарян, – милиционер приложил руку к фуражке, придерживая портфель другой рукой. – Соболев Николай Павлович?
– Он самый, – отпираться было глупо, лейтенант отлично меня знал, а раз спросил, значит, порядок такой.