Спящая писательница - стр. 6
– Одно другому не мешает, если правильно распределить время, – Оскар надевает очки и более чем внимательно разглядывает обиженную жену. – Я бы помогал и с ребенком, и с диссертацией. Статьи, написанные «в стол», у тебя уже имеются; нужно только проверить их на актуальность и поправить библиографическое описание – и пожалуйста. Если уж совсем тяжело придется, можно взять академический отпуск…
– Не хочу, Ос! Ни ребенка, ни диссертацию! Такой момент своим Михаилом Дмитриевичем испортил! Все, я пишу, ясно?! А ты продолжай сидеть со своими курсовыми до седой задницы!
Сначала писать совсем не выходит: Вик печатает первое предложение и стирает его; потом на экране снова появляются слова, не слишком похожие на начало истории, скорее на середину. Но Вик не обращает внимания – она выделяет крошечный текст и редактирует размер шрифта, его стиль, настраивает отступ, как раньше проделывала подобное с научными работами. «Это основа основ! – говорил Оскар. – Порядок должен быть во всем!» – а говорил он такое тогда, когда кто-нибудь из студентов сдавал ему доклад с разными шрифтами и «танцующими» межстрочными интервалами, не пойми какими отступами, а чаще просто – с выравненным по левому краю текстом. Было видно невооруженным взглядом, что собрано сообщение с разных сайтов по кускам. И Оса это сильно расстраивало. С тех пор Вик придерживается официального оформления даже в своих рукописях.
Вик не любит первые строчки, нет, ей больше нравится, когда она не замечает стука пальцев по клавиатуре, когда холодный расчет и презрение к каждой буковке стираются, а заодно стираются границы между мирами. И вот герои кажутся ей уже знакомыми, будто бы сидят рядом и подсказывают, что написать. Вик специально не возвращается к началу и не перечитывает, чтобы закончить сегодня хотя бы первую главу. Она смотрит время на экране, но тут же забывает увиденные числа. Зевает, потирает глаза. Ей кажется, словно кто-то приглушенным голосом говорит:
– Спокойной ночи, Вик.
***
Поле. Зеленое поле с чистым безоблачным небом. Вик глядит под ноги, а там ровная трава – и ни одного цветочка. Небо тоже какое-то чересчур голубое, ненатуральное, будто детский неумелый рисунок. Отдаленно слышится пение птиц, но нет ни одного дерева, откуда бы они могли вещать свою песню. «Как-то все плоско», – думает Вик, медленно шагая по земле. Она еще не знает, куда пойдет, но понимает, что направление зависит от нее. «Если это сон, то ощутимый», – подмечает писательница. Она сжимает и разжимает ладони, чувствует, как они напрягаются, кожу на среднем пальце саднит, если в него упереться ногтем большого. И удивительно, что по такому огромному полю не гуляет ветер, напротив, здесь абсолютный штиль.
– Вижу голубеющую даль,
Нарушать такую просто жаль… – слышит Вик. Оборачивается на голос, а по полю идет мужчина в латах, словно доблестный рыцарь, только почему-то без шлема. Он продолжает: – Жаль, что ты ее не видишь
Путь наш труден и далек…
– Стой! – орет ему Вик.
Тот останавливается и ждет, когда Вик подбежит. И чем ближе она оказывается к нему, тем отчетливее видит лицо Жени – парня Муси. Она где угодно узнает эти выбритые виски и длинную челку, уложенную назад. Вот только в латах Вик его еще ни разу не видела.
– Женя? – на всякий случай уточняет она.