Спор на сердце Анны - стр. 25
Мое сердце сжимается при мысли, что король вспомнит. И посчитает меня дурой.
— Ты мне не веришь? — спрашивает Томас. — Всем давно уже всё равно.
— Откуда ты знаешь? Тебя там не было…
— В отличие от тебя, я общаюсь с людьми при дворе.
Это обидно, но это правда.
— Поверь, никто не помнит «Шато Верт», кроме Болейнов, — продолжает Уайетт. — К тому же… — он улыбается. — Ты можешь воспринимать это, как второй шанс. Тогда ты совершила ошибку, но, как ты верно заметила, там не было меня.
Он подмигивает, и от этого мне становится так тепло, что я невольно улыбаюсь.
— Я сделаю тебя королевой «Зеленых замков», если ты позволишь! — восклицает Томас.
Я несчастно киваю.
— Хорошо. И какая тема будет у нового представления?
— Любовь, конечно же. Ничего, кроме любви.
— Как оригинально, — поддразниваю я его. — Ладно, скажи, что мне нужно сделать.
— Во-первых, держаться ко мне поближе.
Я смеюсь и стукаю его по плечу.
— А во-вторых, мы должны собрать актеров, — продолжает он.
Мы снова движемся по саду.
— Кого пригласим? — уточняю я.
— Норрис, Брайан, твой брат…
Я открываю рот, чтобы возразить, но он не дает мне вставить слова.
— ...и твоя сестра.
Я решительно мотаю головой.
— Мэри ни за что не согласится.
— А еще Джейн Паркер, — говорит Томас, игнорируя мое замечание.
Что ж, из этого списка Джейн Паркер единственная, кто захочет со мной говорить. Я вспоминаю о том, как она смотрела на Джорджа и подозрительно щурюсь.
— А уж не в роли свахи ты хочешь выступить, Уайетт?
Он смеется.
— Да, увлечение малышки Джейн очевидно для всех. Я просто создаю возможности! Она может оказать на Джорджа хорошее влияние.
Вероятно, он прав.
— А что касается твоей сестры, то она согласится, — говорит он.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты пойдешь и попросишь ее об этом.
Я замираю, пока Томас обламывает ветку древнего тиса.
— Ты прав, — говорю я больше себе, чем ему. — Мне нужно извиниться перед ней.
Томас резко хватает меня за плечи. Пристально смотрит в глаза и не дает отвести взгляд. Его напор немного пугает.
— Анна, послушай меня. Ты слушаешь?
— Д-да-а…
— Никогда не извиняйся. Тебе это не идет.
Я удивленно на него таращусь и стараюсь понять, что он имеет в виду.
— В смысле «никогда»?
Я силюсь представить себе такую жизнь и не могу. Что за глупости? Невозможно никогда не извиняться.
— Даже королева извиняется… — пытаюсь возразить я.
— Только перед Богом и своим капелланом.
— Ну да, — усмехаюсь я. — Екатерина же не я, она умеет вовремя заткнуться.
Уайетт хихикает, и его лицо смягчается.
— Я не имею в виду, что ты должна стать безгрешной, — говорит он. — Тебе, как и всем, будет за что извиняться. Просто ты не должна этого делать.
— Чтобы люди считали меня бессердечной?
— Нет, чтобы они думали, что ты выше их. Важнее. Что ты стоишь большего, чем они.
Я обдумываю это. И вспоминаю о женщинах французского двора. В частности, о королеве Клод. Она должна была обладать наивысшей властью и уважением, но вместо них получила жалость. И не потому, что она хромая и постоянно болеет. И даже не потому, что ее муж не пропускает ни одной юбки. Просто Клод — самая кроткая королева из всех, что знала Франция. Ее даже не ненавидят — всего лишь жалеют.
Зато фаворитка короля Франциска, — Франсуаза де Фуа, — ходила по дворцовым коридорам с таким видом, словно это она в них хозяйка. Ее голос был похож на лай собаки, когда она требовала себе почестей. Требовала уважения. Ставила придворных и слуг на колени.