Сплетня - стр. 5

У меня был вариант подождать год, подготовиться лучше и попробовать снова, но я страшно боялась потерять время. Целый год в никуда! Поэтому решила иначе – работала остаток лета, чтобы накопить денег, и пошла учиться на платной основе в надежде на чудо. Которого за три месяца так и не произошло, но я стараюсь не терять веру. Делаю все, чтобы оставаться первой в рейтинге претендентов на бюджетное место, на случай если кто-то уйдет (хотя до летней сессии, как мне предсказали, маловероятный исход). Даже если это значит учиться на пределе возможностей, работать после занятий в университетском кафе «Кофе по любви», чтобы каждый месяц оплачивать обучение, и практически не спать по ночам. А также клеить из картона объемные кубы по основам производственной графики прямо за прилавком, если это понадобится (было дело).

Не хочу думать, что я уже на последнем издыхании, но мне старательно об этом напоминают – да хотя бы деревянные планшеты в сумке на плече, каждый из которых весит по паре килограммов. И расписание: когда за пятнадцать минут ты должен успеть добежать из одного корпуса в другой, а находятся они в разных частях студгородка, простоять несколько часов за мольбертом, а потом еще и прыгать на физкультуре. И преподаватели, что заставляют рисовать квадраты вместо шедевров, а в последний момент меняют уже одобренный, казалось бы, эскиз, наплевав на то, что я так вижу. Самое настоящее варварство по отношению к творческому стилю! Который, я верила, у меня есть, но… Не знаю, в общем.

За три месяца из бесконечно талантливой, какой себя считала, я превратилась в несчастную и уставшую. А это только ТРИ МЕСЯЦА. Что будет дальше? Если не наскребу на декабрь, который, кстати, начался, двадцать тысяч на обучение и не куплю расходники? Если мне уже тяжело, я устала и хочу спать?

Надежда остается лишь на то, что чудо произойдет раньше, чем я сдамся. А когда все же очень хочется опустить руки, я представляю себя доживающей старость в проходной комнате с Дукалисом и его котятами, и… сразу находятся силы на уверенную походку с задранным кверху подбородком (хотя тяжелая сумка и кренит меня влево).

Пары по пропедевтике[1] тянутся долго и монотонно. Я рисую около двадцати разных, но похожих вариантов орнамента, пока наконец преподаватель не выбирает один, по ее мнению, более-менее годный. Переношу карандашом эскиз на планшет, едва не засыпаю на пятнадцатом, но, когда начинается перерыв на обед, первая вылетаю из аудитории и бегу на четвертый этаж, где располагаются административные кабинеты. Долго бегу, потому что университет огромный. Даже наш отдельный корпус, отданный в ведение архитекторов и дизайнеров, такой большой, что за перерыв я его весь, наверное, и не обойду. Один выставочный зал на первом этаже и печатная мастерская чего стоят. Помню, как сильно вдохновилась, впервые придя сюда!

Правда, с началом обучения, когда я попала в гущу событий, мои эмоции поутихли: члены Союза художников оказались педагогами преклонного возраста, иногда с довольно устаревшими взглядами. Тот, чей рисунок висит в Москве, предстал перед нами самым настоящим снобом, который никого ни во что не ставит, хотя за последние двадцать лет не создал новых творений, достойных Третьяковок; а шрифтовик Уткина… он прикладывался к бутылке даже на парах: от его кофе всегда разило коньяком. Первые его слова были о том, что Уткин платил ему тридцать тысяч в месяц, а у нас нет никакого будущего. И все равно я, как и прежде, хочу учиться здесь. А куда еще мне идти?