Сплетня - стр. 7
На короткое мгновение кажется, что она меня вспомнила, но нет. Молчит, смотрит прямо, ожидая ответа, и я начинаю сомневаться в идее заявиться сюда без продуманного плана. Но я уже здесь. И отступать поздно.
– Я полагаю, что освободилось одно из бюджетных мест на нашем курсе.
– Вы полагаете, – кивает она, явно не собираясь мне помогать и, возможно, самую малость удивляясь моей наглости.
– И так как я первая в очереди для перевода с платного отделения, то решила сэкономить вам время и сама пришла подписать документы… или что там еще от меня нужно. – Это я проговариваю уже скороговоркой. Моя смелость умирает в муках под таким острым взглядом из-под очков.
Романова переплетает пальцы и подпирает ими подбородок. Смотрит на меня как на диковинное животное. Или как будто я говорю на норвежском. Или словно у меня две головы. Мне не нравится затянувшееся молчание. Она могла меня сразу выгнать, если бы захотела, но почему-то молчит. И эта зловещая тишина, которую разбавляет лишь стук моего сердца, гулом отдающий в уши, пугает и, кажется, не предвещает ничего хорошего.
– Видите ли, Лилия… – М-м-м, начало так себе. – Все не так просто, как вам может показаться. Это место… о котором, как я полагаю, вы говорите, было занято сразу после инцидента с нашим студентом, поэтому…
БАМ! К сожалению (или к счастью), я не успеваю прочувствовать весь трагизм момента, когда рушатся мои надежды высотой с многоэтажку, потому что в кабинет врывается парень.
– Какого черта, а? – с порога заявляет он в довольно грубой форме. – Ты реально сделала это? Расцеловала Савельеву задницу после всего? Перевела его на бюджет, вместо того чтобы вышвырнуть на хрен из универа? Еще скажи, что ты извинилась перед ним!
Стоп, о чем он? Бюджет, Савельев… Это тот кудрявый мачо, который планшеты натягивает за десять минут до пары на грязном полу в коридоре и потом еще час ничего не делает на занятиях, так как нагло врет, что ватман не досох? Почему Савельева вдруг перевели на бюджет?
– Следи за своим языком! – не уступая в тональностях, отвечает парню Марина Евгеньевна и перегибается через стол, мигом сбросив маску безразличия.
В один момент кабинет наполняется криками, и никто, кажется, не видит, что у меня тут намечается личный конец света. Если я, конечно, все правильно понимаю. Очень надеюсь, что нет.
– Ты должен был держать себя в руках!
– И делать вид, что ничего не произошло, как это делаешь ты? Чтобы, не дай бог, ничего не навредило твоей безупречной репутации? Ты не имела права!
– Они угрожали судом!
О’кей, я молча постою в сторонке, пока они не прикончат друг друга.
– Нельзя распускать руки по любому поводу!
– Ты знаешь, из-за чего я…
– Знаю! – срывается голос декана, и она вдруг ненадолго – на очень короткий миг – становится такой человечной, что мне хочется подойти и обнять ее. Ровно до того момента, когда она вспоминает о моем существовании и понимает, что шанс на то, что я на время их разговора вдруг оглохла, примерно… нулевой. – Знаю, но ты меня вынудил сделать это.
Марина Евгеньевна одергивает строгий, как и ее голос, пиджак, заправляет пряди идеального темного каре за уши и снова садится на трон, где сразу кажется увереннее, будто и не было этого короткого взрыва.
– И если хочешь знать, благодаря своей выходке ты оставил эту милую девушку не у дел. – Ее тон снова сквозит холодным сарказмом.