Совсем не тихий омут - стр. 15
Об Антоне Неринге, молодом, но уже известном шоумене, желанном госте всех московских тусовок и, по слухам, завидном женихе, Коренев постоянно читал сообщения в инете и жёлтой прессе, но, находясь вдали от бурной столичной жизни, конечно, нигде и никогда не мог с ним пересекаться. Зато Лев Ружев, тоже, как выяснилось, участник столичных тусовок, несколько раз встречался с баловнем богемы и бывал на его представлениях в «Геликон-опере». Сказал, что там Неринг был и трагиком, и комиком, и мимом. Юморил, декламировал декадентские стихи, пел и плакал от горя, заставляя зал содрогаться от сочувствия.
– Короче, театр одного актёра, очень клёво, – заключил Атлет; поэтому первым встрепенулся, ринулся в раздевалку, куда скрылся пришелец, и через минуту вернулся вместе с ним.
Артист охотно присоединился к компании и с улыбкой принял бокал виски из рук услужливого спортсмена. Высокий, стройный, с открытым тонким лицом, явно харизматичный, он как-то сразу вызвал устойчивую симпатию и абсолютно не рисовался. Его бесформенная богемная одежда не могла скрыть его ладную фигуру и физическую силу, необычную для служителя муз. Держался он совсем не как звезда, даже немного стеснительно, но через пару минут завладел всеобщим вниманием. Когда он наконец снял тёмные очки, Коренев, встретившись с ним взглядом, сразу почувствовал неодолимую притягательную силу его личности. В больших синих глазах угадывалась необоримая страсть пылкого любовника, горячий нрав бретёра и калейдоскоп самых сложных чувств мятущегося артиста – от мальчишеского лукавства до скрытой печали. «Не хотел бы иметь такого соперника», – подумал Дмитрий, невольно взглянув в угол, где сидела недосягаемая Аглая Политова. Та была уже не одна. Чуть склонившись к её коленям, Спонсор опять что-то ей бубнил, а она, рассеянно слушая его, то и дело поглядывала в сторону мужской компании с участием Неринга… Ничего не поделаешь – богини выбирают лучших. «В общем, компашка подобралась на славу», – заключил журналист, с нетерпением думая, как всё это отобразить в своём дневнике.
За низким овальным столиком посреди гостиной их теперь было пятеро, но шум они производили за десятерых. Географ любую фразу мог превратить в каламбур или в тему для серьёзного разговора с выходом на литературу. Много ездил по миру и рассказывал о поездках не хуже путешественника Крылова по телику. Неринг, которого журналист сразу прозвал Дионисом, не уступал Профессору в эрудиции: рассуждал о трендах в российском искусстве, пересказывал сплетни, травил тонкие, не похабные анекдоты. И тем самым спасал престиж молодёжной части компании, потому что Коренев как-то стушевался (провинциальный журналист), спортсмен мог говорить только о спорте и девушках, а романтик Пьеро просто слушал других с открытым ртом и своей застывшей на бледном лице блаженной улыбкой. Потом все плавно перешли в зал ресторана.
Совместный ужин проходил под руководством Профессора, разбиравшегося, как оказалось, и в кавказских блюдах. Проверяя качество каждого, он попутно рассказывал о тонкостях французской высокой кухни, что никак не портило аппетита сотрапезников. Кухня Зураба была тоже на высоте. Молодёжь сосредоточилась на поглощении нескончаемой череды блюд и бурно их восхваляла – от ароматных пхали, горячих хачапури, жареного сулугуни, зелёного лобио, душистого сациви и острого аджабсандали до пикантных хинкали и нежнейшего люля-кебаба из барашка; запивали всё это благолепие отличным «Кварели» вперемежку с холодным «Боржоми». Профессор трещал без умолку, мясного ел мало, но нажимал на сыр и вино. По ходу трапезы все соревновались в тостах и громко смеялись любой шутке, избегая скабрёзных, то есть люди собрались приличные. В общем, настоящий грузинский стол. Похоже, никто не задумывался от том, что счёт может оказаться многим не по карману, хотя как раз некоторым молодым участникам гулянья следовало бы об этом помнить.