Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин - стр. 8
– Я своих солдат в церковь вожу, – продолжал Чумаков. – Пошлю пятьдесят человек и говорю им: не хотите – не верьте, но послушайте песнопения… Вслушайтесь в слова, в молитвы. Приобщитесь к истории. Вы должны знать, что ваши деды верили, они так жили.
Чумаков выглянул в окно машины. Видимо, узнал знакомые постройки. Мы подъезжали к назначенному месту встречи.
– Сергей Николаевич Бабурин прав, – подытожил он. – Это высокие политики виноваты… С них спрос за Сербию. Мы делаем все, что можем.
Он как-то неловко помолчал, оглядывая сидящих, и выдавил из себя признание, которое явно не хотел делать:
– А сербам мы помогаем все равно. То патронов подкинем. Спишем их на тренировочные стрельбы, и отдадим сербам. То миномет подбросим. Скажем, постреляйте, но не забудьте утром вернуть. То дадим на время противотанковую установку «Малютку».
Тут мы не выдержали и бросились обнимать и хлопать подполковника по плечу. Машина была тесной, но мы чувствовали себя вольготно и бодро.
Рассказ десантника из «Русбата» я тут же записал в блокнот. «Для истории», – пояснил Белову. «Правильно!» – поддержал он.
В расположении сербского штаба Сергей Глотов неожиданно спросил меня:
– Ты чего там все пишешь в блокнот?
Мы сидели в небольшой комнате, скромно обставленной мебелью, и ждали генерала. По военному времени обстановка и порядок были сносными. На переднем столе оставалась чья-то неубранная после обеда посуда. Чтобы никто особо не обращал внимания на мой ответ, я произнес тихо, но с определенной долей уверенности: «Никто ведь из журналистов не напишет о том, как великий русский писатель приехал в Сербию разделить их горькую участь, а я напишу. Никто не напишет, как прозревают в Сербии русские офицеры и как они мужественно ведут себя, а я напишу». Глотов возразил, так как против наших российских миротворцев и так, мол, развернулась кампания дискредитации, их обвиняют, что они часто выступают на стороне сербов, помогают им переправлять военную технику, дарят горючее, выходят из подчинения командования «голубых касок», а тут еще ты напишешь про «Малютку». Я ответил, что нам еще долго придется учиться у американцев, снабжающих мусульманскую армию огромным количеством вооружения, как надо защищать свои национальные интересы.
Белов все же расслышал ответ. И тут же по-своему отреагировал: «Мне стыдно за Россию, потому я здесь!».
Вскоре в комнату вошел знакомый уже нам генерал Милошевич. Он не имел никакого родственного отношения к президенту Югославии Слободану Милошевичу. Просто, как он пояснил Бабурину, в Сербии часто встречается эта фамилия. Перед обедом с сербскими офицерами он собирался доложить нам обстановку.
Доклад Милошевича заслуживал внимания. Я пожалел, что подполковник Чумаков вынужден был оставить нас около сербских позиций и уехал, не услышав интересных фактов. К вечеру мы должны были заехать еще раз к нашим миротворцам. Они просили Сергея Бабурина выступить перед ними.
Переводчик работал легко. Сербский язык порой очень напоминал наш. Некоторые слова походили на русские, но большинство все-таки были трудно понимаемы. Потому переводчик выручал и нас, и генерала, чеканящего слово за словом.
– Наш корпус занимает сложную зону обороны. Самые сильные силы врага здесь. По нашим данным, семьдесят тысяч мусульманских солдат здесь. Мы защищаем внешнее кольцо Сараево. Нас атакуют изнутри и с внешней стороны. Иногда даже улицы разделяют мусульман и сербов. В самом городе воюет около десяти тысяч моджахедов. Недавно жаркие бои были в местечке Горбовиц. Здесь погибло шестеро русских… Хорошие бойцы. В наших руках шестьдесят процентов промышленных предприятий Сараево, в том числе энергетика. На аэродроме французский батальон сейчас стоит. Аэродром всегда наш был. Но его оккупировали международные силы ООН и теперь пользуются им только мусульмане. А он наш. Мусульмане прокопали тоннель к аэродрому. Им блокада США не страшна. Фактически блокады нет. Сделано это под эгидой международной организации ЮНПРОФОР. А копали тоннель мирные сербы, захваченные мусульманами в плен.