Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин - стр. 7
– Вы зря, Василий Иванович, думаете, что мы не на стороне сербов, – приставал он к Белову. – Мысленно мы с сербами. И в конфликт не вмешиваемся только потому, что мы миротворцы, мы должны разъединять враждующие силы.
– Да что ты оправдываешься, у военных есть приказ, и этим все объясняется, – поддержал его Сергей Глотов. – Тебе то же и белорусские генералы сейчас скажут. Миротворцы должны быть миротворцами.
Депутаты Верховного Совета Республики Беларусь до политики тянули армейскую лямку, занимали крупные должности. И с Глотовым, конечно, тут же согласились.
– А кто же помогает мусульманам?! – возвысил голос Белов. – Почему ООН закрывает глаза на поставки оружия в Боснию? Слушайте, что пишут в белградском еженедельнике «Правда» о конкретных цифрах продажи оружия для боснийских мусульман и Хорватии. С апреля 1992 года по апрель 1994 года из Саудовской Аравии отправлено оружия на сумму в сорок миллионов долларов, из Ирана – на сумму в тридцать пять миллионов, Египта – на двадцать пять миллионов, Ливии – на пятнадцать миллионов, Турции – на восемь миллионов. Преуспели здесь и европейские страны, почти по десять миллионов затратили Словения, Швейцария, Германия. Поскромничали Австрия (два миллиона) и Италия (один миллион). США чаще оказывали помощь через ЦРУ.
Белов сложил газету и передал ее подполковнику. Потом достал еще одну газету, уже российскую, под заголовком «Завтра» и тоже передал собеседнику.
– Эту патриотическую газету мы читаем, – бодро признался Чумаков. – Редко только попадает. Привозят с оказией из России. Выписанные газеты нам и то не всегда доставляют.
– Не наседайте на подполковника, – вступил в разговор Бабурин. – Заставляете его нести ответственность за все правительство. А он-то тут причем? Ругайте лучше президента, не способного оценить трагедию и принять трезвое решение.
– Да у меня к нему нет никаких претензий, – вздохнул Белов. – Даже депутатов не ругаю…
Смех Бабурина, кажется, всех успокоил. Действительно, нам всем снова стало жалко подполковника. Начнем ругать власть за предательскую политику, а виноватым выходит рядом сидящий офицер.
– Не переживай, – успокаивающе похлопал по плечу десантника Глотов. – Василий Иванович других имеет в виду.
– Я не переживаю, – отозвался Чумаков. – Просто не хочется, чтобы у Василия Ивановича была односторонняя информация о наших военных. Мы часто читаем его статьи… У нас в батальоне его все знают, уважают. Когда услышали, что он приезжает, так возгордились. Не хочется, чтобы он думал о нас плохо.
– Да хорошо я о вас думаю, – заключил, успокоившись, Белов.
Но теперь не успокаивался подполковник:
– У нас, правда, не все офицеры понимают ситуацию. Я им говорю, что здесь, в Сербии, сегодня идет битва за Россию. Американцы сегодня ополчились на Сербию, а завтра бросятся на нас. Некоторым это все равно. Деньги хотят заработать. Вот и зарабатывают их здесь. Молчат. Пытаешься объяснить им, они огрызаются. Я говорю офицерам: будут у нас машины, но приедем домой, а там, как в Сербии, война… И нет машин. Сгорели. Опять молчат, дуются. А я им говорю: даже волки, когда горит лес, вытаскивают своих волчат. Спасают. Вот и мы должны подумать, если не о себе, то о детях, о будущем.
Все в машине притихли. Откровения подполковника хватали, как огонь, за душу. Я был уверен, что всем моим коллегам в эту минуту хотелось пожать руку замполиту Владимиру Чумакову. Перед нами предстал настоящий русский офицер, отчетливо осознающий, кто виноват в балканской трагедии, каким боком выйдет для России ее никчемное поведение здесь. Страдающая душа офицера изнывала от боли… И мы, депутаты, тоже повинные за немоту, обуявшую родную страну, вместо покаянных слов говорили дежурные речи. Нам наконец-то встретился такой офицер, от слов которого бежали мурашки по коже. В России, в воинских частях, офицеры еще не осознавали надвигающихся туч, беды, сотворенной идеологами «нового мирового порядка». Зато в Сербии у них открывались глаза и приходило ощущение беды, тревоги за Россию.