Соткана солью - стр. 13

Я ласково смотрю на подругу и с улыбкой делаю глоток зеленого чая, качая головой.

– Не смеши, Надюш. Сексуальность сорокалетних женщин – очередной мыльный пузырь, на котором обогащаются все, кому ни лень. Все эти уловки маркетологов по продвижению в массы идеи факабельности милф бессильны перед законами природы, по которым члены поднимаются, прежде всего, на юных, фертильных Настенек с упругими жопами и фарфоровыми личиками. И тут хоть тресни, доказывая, что и ты ничуть не хуже.

– Господи, да что ты зациклилась на этой Настеньке?! – едва не взвывает Монастырская, с чувством отбрасывая салфетку. – Твой Долгов – примитивнейшее создание.

– А в этом примитивизме, Надь, вся мужская суть. Без купюр, – отрезаю не менее эмоционально, ибо кто бы что ни говорил, а факты – вещь упрямая и ими я, и апеллирую. – Поставь перед мужиком ухоженную меня и восемнадцатилетнюю Дуську из колхоза с сытым, румяным пряником. И я тебе гарантирую, он выберет ее. Похер ему на то, что я ишачу пять раз в неделю в спортзале, по утрам занимаюсь йогой, сижу на одних авокадо с овсянкой, и каждый миллиметр моего тела выхолощен в салоне до совершенства. По-хер! Все это ничто против свежести юной девчушки. Да и не хочу я больше ни фору давать, ни участвовать в этой гонке. Устала, понимаешь. Хочу тихо, с пониманием, уважением и без сравнений. Молоденький мальчик, у которого в голове наверняка сплошные тачки, телки, бабки для этого однозначно не подходит.

– Окей, даже не стану напоминать, что изменял тебе не мальчик, а просто кобель. В конце концов, ты ведь понимаешь, что “тихую гавань” определяет не возраст?

– Но и не мальчик младше почти раза в полтора, – упрямо стою на своем, хоть и согласна с Надей.

– Ладно, убедила, – со смешком поднимает Монастырская ладони вверх, – но что насчет ровесника? Три года прошло, так и будешь дуть на воду?

– Да не дую я на воду, просто работы много. Где я тебе кого возьму, когда я двадцать четыре на семь в офисе?

– Ну, а как же твой инвестор-француз? Ровесник, образованный, обходительный, богатый и харизмой не обделен, разве не идеальный набор? – с многозначительной улыбкой встает на любимые рельсы подруга. Удивительно, как она еще продержалась так долго. Последние полгода, если Монастырская хотя бы раз ни заикнулась об Анри, время встречи потрачено зря.

Конечно, я понимаю, что она просто хочет, чтобы я жила полноценной жизнью, а не топила себя в работе, но иногда ее забота кажется навязчивой. Тем не менее, я не даю волю вспыхнувшему раздражению и в который раз поясняю:

– Идеальный, но он – мой единственный инвестор, и мне совсем не хочется рисковать, мешая работу с личной жизнью.

– Так, если у тебя вся жизнь – работа и дети, может, стоит воспользоваться подвернувшимся шансом и хотя бы попробовать? Я уверена, Анри тоже не из тех, кто мешает личное и работу.

У меня едва не вырывается смешок. Хотела бы я в это верить, но увы. С каждым знаком внимания все больше закрадывается подозрение, что работа – следствие личного и предлог. Это пугает, отталкивает и в то же время заставляет балансировать на грани между флиртом и холодом. Я не могу лишиться своей единственной поддержки и взять все риски на себя на данном этапе. Это глупо, бизнес так не делается. И хотя застыть буридановым ослом тоже не выход, но ни да, ни нет все-таки дает место для маневра.