Соткана солью - стр. 12
Когда официант, замученный вопросами и уточнениями, отходит от нашего столика, Монастырская с обреченным вздохом качает головой.
– Скучная ты.
– Ага, мне говорил мой муженек.
– О, нашла, кого вспомнить с утра-пораньше! Я тебе вообще-то про другое, а ты мне про парнокопытных. Не порти аппетит, а то и так вон кости да кожа, смотреть больно. Ты вообще не ешь что ли? – садится Надя на своего любимого конька, дабы побыстрее закрыть тему с Долговым, зная, что лучше не трогать этот ящик пандоры.
– Ем я, отстань!
– Угу, вижу, ссохлась уже вся, как бабка.
– Сама ты бабка! На меня, между прочим, даже молодняк заглядывается, так что не надо мне тут.
Предвкушающе-удивленное выражение лица Монастырской, однозначно, стоило того, чтобы сообщить эту новость.
– Та-ак, – заинтригованно тянет подруга, едва не потирая руки в ожидании рассказа.
Собственно, на такую реакцию я и рассчитывала, но отчего-то невольно начинаю смущенно улыбаться, как малолетняя девчонка, на которую впервые обратил внимание симпатичный мальчик. И пусть внимание это явно насмешливое, стебное, все равно приятно будоражит и приободряет самооценку. Вот только рассказывать об этом всем как-то смешно и неловко.
– Красавин, Красавин… кто же, кто… – помешивая соломкой смузи, включает Монастырская режим светской львицы после того, как вытрясла из меня все до мельчайших подробностей и продлила мою еженедельную подписку на пакет своих саркастично-ироничных подколов и шуточек.
Чтоб я еще раз посмела козырнуть чем-то эдаким в ее присутствии – да лучше сразу самоубиться каким-нибудь нелепейшим образом.
– Вспомнила, – ликующе щелкает пальцами подруга, словно не очередного сплетника откопала среди своих многочисленных знакомств, а опередила Эндрю Уайлса и доказала теорему Ферма, – есть у меня один знакомый визажист, вхожий в спортивную тусовку. Щас позвоню ему, и он нам за полчаса соберет на этого молодца такое досье, ФБР обзавидуется. С кем спит, что ест, чем дышит – все щас разузнаем, – Монастырская с улыбкой акулы, почуявшей запах крови, тянется к своей “Джеки” от Гуччи, а я диву даюсь.
К чему сей ажиотаж мне не ясно. Нам же по не шестнадцать, в конце концов. Что и озвучиваю лаконичным “Зачем?”.
– Что значит “зачем”? Интересно же.
– Мне нет, – отрезаю холодно, всем своим видом давая понять, что тема закрыта. Но Надьку никаким видом не прошибешь.
– Конечно, – закатив глаза, скептически тянет. – То-то ты аж в деталях мальчика рассмотрела от того, что не интересно.
– Я же сказала, он просто феноменально похож на Долгова и…
– Ой, я тебя умоляю! Да если бы я увидела, кого-то похожего на бывшего, который обрыг мне хуже горькой редьки еще лет пятнадцать назад, я бы бежала сломя голову, крестясь “чур меня, чур!”. Так что не надо заливать. Просто признай, что это твой типаж, вот и цепануло.
Что ж, признаю. Цепануло. Типаж ли, сходство или все разом не так уж и важно. Толку от причинно-следственных связей все равно ни грамма, лишь досада и смута на сердце, а мне это все ни к чему. Да и о чем вообще речь, учитывая разницу в возрасте? Там ведь лет пятнадцать не меньше.
– И что? – стоит мне только заикнуться об этом, сразу же встает в воинственную позу моя боевая Надюшка. Ее медом не корми, дай отстоять сирых и убогих, что она и делает в следующее мгновение, со всей горячностью заявляя. – Да ты фору дашь любой молодухе!