Солнце Парижа. Часть 3. Закат. Чужие - стр. 5
Мэтр Фуше отличался деловой хваткой и сразу взял быка за рога:
– Месье Градоф, полагаю, нам надо выдвинуть свою версию случившегося, – наверное, он должен хитро улыбнуться, но из-за растительности на лице об этом можно было только догадываться. – Надо найти истинного, ну или предложить кого-нибудь на роль на истинного виновника…
Подсудимый взглянул на помощника адвоката, тот явно не собирался вникать в умозаключения своего патрона, продолжая позёвывать и безразлично бросать взгляды на навязанного им клиента. Он как будто присутствовал на бессмысленной, но такой естественной процедуре, что отказаться от неё являлось бы кощунством. Пожалуй, такое настроение было настолько заразительным, что Андрей невольно почувствовал желание зевнуть. Однако мэтр Фуше ни в малейшей степени не чувствовал витавшего в воздухе настроения, продолжая излагать свои мысли:
– В материалах Вашего дела фигурирует некая мадам Гумилеф, – француз, не отрываясь от бумаг перед собой, поднял указательный палец вверх, словно совершил открытие. – Мы будем утверждать, что всё это совершила эта самая мадам Гумилеф, а Вы были всего лишь безвольной игрушкой в её коварных руках…
«Как он глуп, этот адвокат, – первая мысль, возникшая у Андрея, но только первая; вторая была более рассудительной: – Выдумывать линию защиты, даже самую глупую – это его формальная обязанность, его ремесло… Ремесло? На самом деле его ремесло больше похоже на шутовство, сочиняет свою партию для неизменной композиции фарса…»
– Ну как Вам такая версия событий? – мэтр Фуше замолчал, триумфально откинувшись на спинку стула и подняв взгляд на подзащитного. Но, очевидно, не заметил на лице обвиняемого явного удивления своим адвокатским искусством.
«Хотя в какой-то мере деяния его пронырливого адвокатского племени можно назвать искусством, – всё-таки вынужден был признать Андрей. – В этом разыгрываемом изо дня в день спектакле они хотя бы немного играют, – подсудимый наблюдал мэтра Фуше, поблёскивающего на подзащитного стёклами очков, – иногда от души».
Тем временем француз инстинктивно оглянулся на своего помощника – тот был уже привычен к такого рода сценам, поэтому изобразил сосредоточенность, уставившись в блокнот, кивая и даже прекратив зевать. Однако старания адвоката пропали даром.
– Ни о какой мадам Гумилеф я не слышал и ничего не знаю по делу неизвестной мне дамы, – Андрей озвучил уже надоевшую за время допросов фразу.
– Ну что же, месье Градоф, – мэтр Фуше оторвался от спинки стула и, вытянув прямые руки вперёд, упёрся ладонями в столешницу. Весь его вид выражал решительность. – Нечто подобное… – он хмыкнул. – Я ожидал услышать. Судя по протоколам Ваших допросов, уговаривать Вас бесполезно.
«Тогда зачем ты мне всё это рассказываешь? – равнодушие Андрея родило неслышимую реплику. – Впрочем, местный театр накладывает свои требования к подготовке диалогов».
Не дождавшись ответа от подзащитного, мэтр Фуше продолжил:
– В таком случае Вам придётся согласиться на признание Вас невменяемым, – адвокат разочарованно развёл руками и оглянулся на помощника, тот с готовностью закивал, оторвавшись от блокнота, в который он ничего и не записывал.
– А может быть, во всём признаться? – Андрей не удержался от провокации. – Добьёмся снисхождения суда, и получу четверть века каторжных работ где-нибудь в Кайенне. Как Вам такой план? – подзащитный должен был усмехнуться, но не успел, его перекосило от боли, пронзившей плечо. Пришлось поморщиться, стиснув зубы.