Собственность заключенного - стр. 46

— Если ты ее ждешь, а не вершишь сам, то нет.

— У каждого свое понимание справедливости. Очень удобно творить свои незаконные делишки, прикрываясь борьбой за справедливость.

Наш диалог заходит в тупик. Очевидно, Дамир считает все происходящее нормой. И в этом нам никогда не сойтись. Игра в словесные шахматы заканчивается ничьей. Бахметов переводит тему и нет, не просит, а приказывает:

— Ешь. Или запихну насильно, пташка. Мне не нужна полудохлая соплячка на шее.

Судя по решительному взгляду, действительно запихнет, но я решаю все же выставить свои условия:

— Я поем, если ты разрешишь позвонить маме.

Лицо Бахметова каменеет, он думает пару секунд, а потом холодно отвечает:

— Нет. Это невозможно.

Чутье подсказывает мне, что мужчина недоговаривает. Нет, ничего в его мимике не выдает этого. Дамир умеет скрывать истинные эмоции, как заправский шулер. Это скорее женская интуиция.

— Что случилось?

— Ешь.

Что ж, я поем, но мы вернемся к этому разговору.

Запихиваюсь едой, запивая водой из бутылки. У Бахметова хоть чайник был и чай, а у меня простая вода. И на том, как говорится, спасибо. Дамир внимательно наблюдает за тем, как тарелка пустеет. Ему важно, чтобы я была сытая, а значит полная сил и живая.

— Я все! — отставив тарелку в сторону, произношу. — Ты расскажешь мне что случилось? Я должна хоть что-то знать! — на последних словах не сдерживаюсь и срываюсь на глухой крик.

Бахметов встает, закидывает посуду в пакет, ставив перед мной еще бутылку воды, после чего топает к двери.

Нет уж!

Подорвавшись с кровати, в два шага оказываюсь возле мужчины и хватаю его за руку.

— Расскажи!

Дамир стоит так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела. У самой уши закладывает от бешено стучащего сердца. Напряжение между нами можно резать ножом, но несмотря на все это, я продолжаю держать мужчину за руку. Он поворачивается и оказывается еще ближе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

Он не хочет мне говорить плохую новость. Это видно по крепко сжатым губам, но я не отступлю. Не сейчас. Я ему зачем-то нужна. И раз так, то он мне расскажет все что знает.

— Тебя считают пропавшей безвести, Женя. Твоим родителям уже сообщили.

В горле застряет комок, когда я рисую себе картинки того, в каком отчаянии находятся сейчас мои родители. Я и сама чувствую себя не лучше.

— Послушай, пташка, возьми себя в руки. Все образумится, вот увидишь, — Дамир аккуратно поглаживает меня по плечам, пока я нахожусь в прострации.

Все его слова сейчас звучат глупо. Меня никто не найдет в этой тюрьме. Потому что искать здесь — не станут. Вот и все. Я вечная заложница заключенного.

— Выпусти меня! — вырвавшись из захвата, толкаю Дамира в грудь.

От неожиданности он пошатывается, а я, пользуясь этой заминкой, выбегаю за дверь.

Мне нужна чертова свобода. Я выбегу наверх и попрошу у властей защиты! Я сбегу отсюда!

Пробежать я успеваю ровно два метра, затем сильные руки обхватывают меня за талию и тянут обратно.

— Нет! Нет! — упираясь ногами в пол, надрывно кричу. Пытаюсь ударить, как учил Бахметов в челюсть головой, но мимо. Царапаю руки, но он скорее умрет, чем отпустит меня. — Отпусти меня!

— Успокойся! — затащив в камеру, грубо встряхивает меня. — Успокойся, сейчас же, Архипова! Ты непроходимая дура, если думаешь, что тебе кроме меня кто-то поможет! Ты не там ищешь врагов.