Сначала ты. Как перестать ставить себя на последнее место - стр. 4

Этот путь непростой. Потому что он требует признать: ты слишком долго жил не своей жизнью. Ты слишком долго играл роли, которые отнимали у тебя силы. Ты слишком долго ждал, что кто-то заметит твою усталость. Но, возможно, никто не заметит. Потому что ты сам научил других, что тебе ничего не нужно. Ты сам сделал вид, что у тебя всё хорошо. Ты сам не позволил себе быть уязвимым. И теперь ты должен сделать выбор – продолжать быть функцией или начать быть собой. Первый путь знаком, предсказуем, социально одобряем. Второй – требует смелости, честности, внутренней опоры. Но именно он ведёт к свободе.

Перестать быть функцией – значит начать задавать себе вопросы: чего я хочу? что мне важно? что я чувствую? что я терплю? что я боюсь потерять? что я не позволяю себе? что я делаю из страха, а не из любви? Это болезненные, глубокие, непривычные вопросы. Но именно через них ты возвращаешь себе голос. Именно через них ты учишься снова слышать себя. Именно так ты начинаешь быть живым, а не полезным. Человеком, а не ролью. Центром своей жизни, а не периферией чужой.

Ты не рождён быть чьей-то функцией. Ты не обязан соответствовать, чтобы быть достойным. Ты не должен приносить пользу, чтобы быть ценным. Ты имеешь право быть – просто быть. Со своими чувствами, границами, слабостями, желаниями. Ты имеешь право выбирать себя. Потому что это – твоя жизнь. И в ней должно быть место для тебя. Не на последнем месте. Не после всех. А сначала.

Вина – это чувство, которое легко спутать с совестью, но в действительности оно гораздо более сложное, навязанное и зачастую деструктивное. Она возникает не там, где действительно причинён вред другому, а в тех моментах, когда человек просто выбирает себя. Нам стыдно отдыхать, стыдно отказываться от чужих просьб, стыдно говорить «нет», стыдно быть не в ресурсе, стыдно не быть вечно доступным. Это не вина, за которой стоит реальное нарушение или причинение боли, это вина, которую мы чувствуем лишь за сам факт существования своих потребностей. Такое чувство глубоко укоренено в культуре, воспитании, семейной системе и той роли, которую нам предписали выполнять в детстве. Оно не возникает на пустом месте – оно выращивается, передаётся, закрепляется, становится частью идентичности. И тогда забота о себе воспринимается не как акт зрелости и любви, а как проявление эгоизма и предательства по отношению к другим.

Мы живём в культурах, где человек по умолчанию должен быть полезным. Ценен тот, кто работает, помогает, поддерживает, терпит, отдает. Где высоко ценится самопожертвование, но почти не говорится о личных границах. Где успех измеряется через результат, а не через внутреннее состояние. Где герой – это тот, кто справляется несмотря ни на что, кто не жалуется, кто не позволяет себе слабости. В таких условиях забота о себе воспринимается как слабость, как отказ от морали, как предательство командного духа. Особенно это остро касается женщин, которых веками учили быть хранительницами очага, служительницами семьи, жертвующими собой ради детей, мужа, родителей. Женщину, заботящуюся о себе, часто до сих пор называют холодной, эгоистичной, отстранённой. Мужчина, в свою очередь, обязан быть сильным, надёжным, трудоспособным. Если он нуждается в поддержке, отдыхе, заботе – это приравнивается к слабости. Так складываются гендерные мифы, где забота о себе не вписывается в сценарий ни женского, ни мужского образа. В таких условиях вина за собственные потребности становится нормой.