Случайная мать - стр. 24

Продавщица резко мотает головой, а локоть под моей рукой становится каменным, кажется, Лёвушка даже не дышит, мне приходится сжать губы, чтобы не рассмеяться.

— Подберите одежду, — всё, на что его хватает.

И, когда продавщица уходит, Лев медленно ко мне поворачивается. Он открывает рот, сжимает кулаки, потом снова закрывает. Пытается что-то сказать, трясёт руками над моим лицом, как будто не может даже подобрать нужных фраз для меня.

Но, к счастью, у него звонит телефон, и, продемонстрировав мне свои раздувшиеся от гнева ноздри, он отходит поговорить.

— Я возьму вот это, вот это и вот это. — Хватаю я вещи с вешалки и спустя минуту, успешно переодевшись, выхожу из примерочной, где у шторки меня уже ждёт Ильин.

На мне короткое синее платье, красиво обтягивающее фигуру, подчеркивающее все мои достоинства. Оно идёт мне. Однозначно.

— Класс, ты похожа на Барби, — хлопает с восторгом Настя.

Лев же хмуро меня разглядывает, поджав губы.

Я кручусь вокруг своей оси.

— Ужасно, — выдаёт Ильин и отворачивается к вешалке.

И с совсем не свойственной ему грубостью отпихивает в сторону продавщицу, подбирая мне наряд самостоятельно. Дёргает вешалки, срывает с них юбки и платья.

Через полчаса, обвешанная пакетами и сумками, едва передвигаясь, я с трудом поспеваю за его широким шагом. Ильин беседует с дочерью, а я пру пакеты, доверху набитые бабушкиными нарядами. На мне длинная широкая юбка из плотной чёрной тафты, ботинки на плоской подошве, скромная закрытая блузка с большим бантом и кофта на золотых пуговках. А вместо коротенькой курточки объёмное пальто с толстым поясом, напоминающее халат. На моем убитом горем лице нет ни единой радостной эмоции.

— А теперь мы идём в парикмахерскую, — скалится Ильин.

— Если вы попробуете состричь мои волосы, я отрежу вам ваш корнишончик, — шиплю я сквозь зубы.— За мной не заржавеет. Вот увидите.

— Но зачем же резать, Евочка? — улыбается Ильин. — Мы просто подберём вам скромную причёску. Не знаю, как это называется, ну когда всё натянуто на макушку и вместо волос, вот тут, — хлопает он себя по голове, — блямбочка.

— Гулька.

— Точно, — ещё шире улыбается Ильин, разговаривая с особой, подчеркнутой нежностью. — Совсем как у Оксаны, помощницы матери. Ей понравится.

Уверена, моё лицо искажается, и трясущимися от злости руками я перекладываю пакеты поудобнее. Ну я ему ещё устрою час расплаты, когда придёт время.

***

— Запомни, Настя, врать нехорошо. То, что делает папа, — это ложь во спасение. Твой папа не хочет, чтобы твоя бабушка заболела ещё сильнее. Заботиться о ней — это его непосредственный долг, как сына.

— Знаю, знаю, — отвечает она певучим голосом человека, которого всё достало.

Мы с Настёной стоим наверху шикарной центральной лестницы. Я одета всё в ту же длинную широченную юбку и нежно-голубую блузку с отвратительно пышным жабо и рукавами-фонариками. Настя в розовом платье с оборками и с огромными, такого же цвета, бантами.

— У меня от колготок всё чешется. — Поднимает Настёна ногу и начинает чесать вторую носком туфли.

— Тебе, по крайней мере, глаза на лоб не натягивали. — Медленно поворачиваюсь, и, чтобы взглянуть на свою подельницу, мне приходится наклонить всю голову.

Хвост на макушке настолько тугой, что глаза стали слегка раскосыми.

— Зато моими бантами можно пол мести, если наклониться вот так. — Сгибается пополам Настёна, вызывая у меня приступ смеха.